Дикобраз - [11]

Короткое совещание судей, и Председатель объявил решение:

– Согласно статье четыреста пятьдесят пять молчание подсудимого истолковывается судом как отказ от признания вины. Прошу продолжать.

Солинский начал снова:

– Вы Стойо Петканов?

Бывший президент, казалось, некоторое время вникал в смысл вопроса, потом с негромким покашливанием, словно давая понять, что последующее движение он делает по собственной воле, встал. Но говорить он как будто не собирался, и Генеральный прокурор повторил:

– Вы Стойо Петканов?

Подсудимый не обратил внимания на человека в блестящем итальянском костюме и повернулся к Председателю.

– Я хочу сделать предварительное заявление.

– Сначала ответьте на вопрос Генерального прокурора.

Верный Продолжатель взглянул наконец на Солинского, словно впервые его заметил и ждет, чтобы он, как школьник, повторил вопрос.

– Вы Стойо Петканов?

– Вы знаете, кто я. Я боролся вместе с вашим отцом против фашизма. Я послал вас в Италию купить этот костюм. Я утвердил ваше назначение профессором. Вам прекрасно известно, кто я. Я хочу сделать заявление.

– Только коротко, – отозвался Председатель суда.

Петканов кивнул, принимая и в то же время как бы игнорируя его указание. Он оглядел судейский зал, будто только сейчас понял, где находится, поправил очки и, положив кулаки на барьер, осведомился тоном человека, привыкшего к лучшей организации мероприятий:

– Какая камера работает на меня?

( – Вот дерьмо! Только послушайте этого ублюдка!

– Не купишь нас на это, Стойо, больше не купишь.

– Хоть бы он загнулся у нас на глазах. Прямо по телевидению.

– Заткнись, Атанас. Еще накаркаешь.)

– Изложите ваше заявление.

Петканов снова кивнул, скорее отвечая самому себе, чем подчиняясь приглашению Председателя.

– Я не признаю полномочий этого суда. Он не имеет права вести мое дело. Меня незаконно арестовали, незаконно заключили в тюрьму, незаконно допрашивали, и теперь я нахожусь перед незаконно учрежденным судом. Тем не менее… – Здесь он позволил себе паузу и усмехнулся, понимая, что этим своим «тем не менее» он вовремя воспрепятствовал вмешательству судейской скамьи. – И тем не менее я отвечу на ваши вопросы при условии, что они будут иметь отношение к делу.

И снова пауза, в течение которой Генеральный прокурор не мог понять, закончено ли уже на этом заявление.

– Я отвечу на ваши вопросы по очень простой причине. Я уже бывал здесь раньше. Не в этом зале, но бывал. Было это почти полвека назад, задолго до того, как я встал у штурвала нашего государства. Вместе с другими товарищами я участвовал в организации антифашистской борьбы в Вельпене. Мы выступили в защиту брошенных за решетку железнодорожных рабочих. Это была мирная демократическая демонстрация, однако буржуазно-помещичья полиция, конечно же, набросилась на нас. Меня избили, моих товарищей – тоже. В тюрьме мы много спорили о том, как нам действовать дальше. Некоторые товарищи утверждали, что мы должны отказаться от дачи показаний в суде, потому что нас незаконно арестовали, незаконно заключили в тюрьму, а доказательства против нас сфабрикованы полицией. Но я их убедил, что гораздо важнее предостеречь народ от опасности надвигающегося фашизма, о том, что империалистические державы готовятся развязать войну. И мы выступили в суде. Как вам известно, нас приговорили к каторжным работам за защиту интересов пролетариата. И сегодня, – продолжал Петканов, – я смотрю на этот суд, и я не удивлен. Я уже был перед таким судом. Вот почему сейчас, как и тогда, я отвечу на ваши вопросы при условии, что они будут иметь отношение к делу.

– Вы Стойо Петканов? – Генеральный прокурор повторил вопрос нарочито усталым голосом, словно показывая, что не по собственной вине ему приходится по четыре раза спрашивать одно и то же.

– Да, мы, кажется, уже установили это.

– Тогда, коль скоро вы Стойо Петканов, вы должны знать, что двадцать первого октября тысяча девятьсот тридцать пятого года суд в Вельпене обвинил вас в преднамеренной порче собственности, в краже железнодорожного рельса и в преступном нападении при помощи упомянутого украденного вами орудия на сотрудника государственной полиции.

Когда камера вернулась к Петканову, Атанас глубоко затянулся и выпустил весь дым сквозь сложенные трубочкой губы. Дым затуманил экран и закрыл на время лицо Петканова. Это лучше, чем плевать ему в рожу, подумал Атанас. Я плюнул тебе в рожу дымом.

Петр Солинский не был в числе первых кандидатов на пост Генерального прокурора. Академическая деятельность профессора лишь отчасти соприкасалась с уголовным правом. Но уже после первого собеседования он понял, что дела его обстоят хорошо. Одни, более квалифицированные, чем он, кандидаты, тут же принимались играть в политику и ставили предварительные условия, другие, посоветовавшись с семьей, вдруг вспоминали о ранее взятых на себя обязательствах. Солинский же не скрывал своего желания занять эту должность; у него были свои идеи по поводу того, как строить обвинение, он откровенно объяснил, что проведенные им в партии годы дают ему преимущество, ему будет легче опутать Петканова. «Рыбак рыбака видит издалека», – сказал он министру, и тот рассмеялся. В этом сухощавом, с беспокойным взглядом профессоре он чувствовал напористость и прагматизм, по мнению министра, необходимые Генеральному прокурору.