Дикий восторг - [6]

— Айсис, ты…

— Однажды перестану думать вслух, и это будет невероятно печальный день для человечества. А также, спокойный.

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Часть меня чувствует много чего! Мой кишечник, например, ощущает кучу всего! Что означает — мне нужно на горшок. В течение следующего часа, думаю. В дополнение к этой захватывающей перспективе, я переживаю за маму, так что, если бы вы просто выписали справку, чтобы я смогла убраться отсюда, было бы здорово!

— Что мы говорили об уклонении от темы с помощью легкомысленных шуточек?

Я ерзаю.

— Ух, что это отчасти отрицательно. Думаю.

— И почему это отчасти отрицательно? — терпеливо спрашивает она, параллельно что-то записывая.

— Потому что я не решаю проблему, а просто убегаю от нее, — отчеканиваю я заученную фразу.

— Правильно.

— Но давайте расставим все на свои места: я убегаю от нее, как крошка из «Спасателей Малибу», а не потный, толстый ребенок на уроке физкультуры. Ну, то есть, я все еще чертовски жирная, но это соблазнительная полнота, вы понимаете меня?

— Айсис, ты действительно считаешь себя толстой?

— А то! И непривлекательной. Но вы и так это знаете.

Ее глаза вспыхивают. Естественно, она уже это знает. Мерних провела со мной две недели, беседуя о моей жизни. Я целую неделю отвлекала ее своими шуточками, пока не поняла, что именно она должна дать «добро» на то, чтобы меня отсюда выпустили. И тогда мне реально пришлось начать сотрудничать со взрослым. Тьфу.

— Вы уже все обо мне знаете, не так ли? — я наклоняю голову. — Ну же. Почему бы вам просто не выпустить меня, пардон за мой французский, из этой помойной ямы?

Она поправляет очки.

— Боюсь, я не могу этого сделать. Уверена, остались еще некоторые вещи, над которыми нам необходимо поработать. У тебя явный прогресс, но этого мало.

Даже этот психиатр очевиден. Самодовольная улыбка, которая появляется при этих словах, выдает ее. Трофеи и награды, которыми покрыты все стены, выдают ее.

— Вам это нравится. Знать что-то особенное о людях. Это заставляет вас чувствовать себя могущественной.

Доктор Мерних отрывает взгляд от своей писанины, слабенький душок испуга обволакивает ее.

— Прости?

— Вам. Нравится. То. Что. Экскурсия. По. Эго. Дает. Вам, — медленно проговариваю я. — Понимаю. Я неплохо разбираюсь в людях и просто обожаю осознавать, что я знаю некоторые вещи о них. Это странно. Глупо. Но в основном весело, и это заставляет чувствовать свое превосходство. Может быть, однажды я тоже превращу это в способ зарабатывания денег. Мне пора задуматься о таких вещах, ну, знаете, через несколько месяцев идти в колледж и все такое.

Мерних застывает на целых четыре секунды, а затем начинает безумно строчить. Она всегда так делает, когда я говорю что-то суперинтересное, что она может проанализировать. Так что она много строчит. Потому что я, объективно, безумно интересная личность. Я бесподобна! Я упорно работаю, чтобы быть интересной, черт побери!

— Так, что я там говорила? — почесываю я подбородок. — Ах да, точно, я чувствую себя взаперти и, вроде как, устала от больниц. И еще мне жалко Софию. Знаете ли вы, что у нее нет родителей? А ее бабушка умерла? И как ужасны все эти смерти? Чрезвычайно ужасны.

— Я и ее психолог, — кивает Мерних. — Она очень сильная девушка, правда немного печальная.

— Ничего себе! Это своего рода высокомерие? Я просто сказала, что жалею ее, а вы сразу же отправились вешать на нее ярлык, типа: «печальная»??? Вау. Это интересно. Вау!

Я замечаю, как Мерних начинает сердито сверлить меня взглядом из-под очков, но она быстро прекращает это и возвращается к своему обычному пассивному выражению лица. Оу, а она хороша. Но не лучше меня. Не лучше Джека.

Я замираю, перестав болтать ногами под стулом. Джек? Откуда это взялось? Как я могу знать, насколько хорош Джек? Я провела рядом с ним не более тридцати секунд в тот первый раз, когда очнулась, а он наорал на меня.

— Что насчет Джека, Айсис?

— Эм, я не знаю. Просто… это просто пришло мне в голову. Что очень странно. Я имею в виду, конечно, большинство вещей, которые приходят мне в голову являются действительно странными, как в тот раз, когда я представила Шрека в белье «Виктория Сикрет», но думаю, что это определенно бьет Сикрет Шрека.

Менрих откидывается назад.

— Что ты помнишь до того инцидента, Айсис?

— Я подавала заявления в колледжи. Скукотища.

— А до этого?

— Я… я была в школе. И я… я кричала. На кого-то. Не помню на кого. На Кайлу, может быть. Возможно, на Рена? Ага, да, думаю на Рена.

— Почему же ты кричала?

Неожиданно моя ладонь начинает покалывать, и я вспоминаю, что дала кому-то пощечину.

— Я ударила кого-то. Наорала и дала пощечину. Рен, должно быть, сделал что-то очень глупое, я не знаю.

— А до этого? Ты помнишь какие-нибудь значимые события?

— Была вечеринка. Большая. В доме Эйвери. Хеллоуин. Я нарядилась в Бетгерл.

— А Кайла пошла?

— Аха, она была русалкой. Она и ее бойфренд… эм, как же его зовут? Не помню имя, но точно знаю, что немного презирала его.

— Презрение — это ужасно сильное чувство.

— Да, хорошо, быть живым — это тоже ужасно сильное чувство.

— Айсис…

— Он мне не нравился. Или было в нем что-то, действующее мне на нервы. Я не знаю.