Дикий сад - [61]

Глава 22

— Синьора, вы проснулись?

— Да.

— Я открою ставни?

— Спасибо, Мария.

— Поспать удалось?

— Немного.

— Антонелла звонила. Купила рыбу на обед.

— Что за рыба?

— Какая разница? Она же знает, что я не люблю готовить рыбу.

— Вряд ли Антонелла сделала это тебе назло.

— У меня ничего не получится. Я только все испорчу.

— Насколько я знаю, ты ничего еще не испортила.

— Кроме того кабана в шоколадном соусе.

— Да, это было ужасно. Но с тех пор прошло уже лет двадцать.

— Двадцать три.

— Я рада, что ты это пережила.

— Маурицио с Кьярой приехали.

— На виллу заходили?

— Нет, сразу проехали к ферме.

— Надо пригласить их на обед.

— Антонелла уже пригласила.

— Вот как?

— Мне Кьяра нравится.

— Мне тоже. Где Адам?

— Уехал на велосипеде.

— В такую жару?

— Я в нем ошибалась.

— Ты только меня не жалей.

— Синьора?

— За все время, что мы знаем друг друга, я ни разу не слышала, чтобы ты признала свою ошибку.

— Он не дурак.

— Нет. Но молод и, значит, наивен.

— Ему двадцать два в следующем месяце.

— Он сам тебе сказал?

— Я видела его паспорт.

— Рыться в вещах гостей неприлично.

— Я убирала в его комнате. Паспорт лежал на комоде.

— Тогда ты прощена.

— Думаю, я ее запеку.

— Извини?

— Рыбу, синьора.

Глава 23

Вечер превратился в настоящее испытание.

Прежде всего, потому, что обед устроили в его честь. Такого рода вещи всегда напрягали Адама. Некоторые дети прямо-таки раздувались от ощущения собственной значимости на своих днях рождения; другие краснели, даже если задували все свечи с первой попытки.

Во-вторых, его посадили напротив Маурицио, а Гарри и Антонелла вернулись из Флоренции, пропустив по два коктейля, и беспричинно хихикали, как влюбленные подростки. И уж конечно, не помогло то, что теперь он наверняка знал: кто-то из присутствующих — сидящих за столом или прислуживающих — роется в его бумагах.

Адам знал это потому, что устроил ловушку: расположил строго определенным образом блокноты — постороннему могло показаться, что они небрежно брошены на стол, — направил шариковую ручку, лежавшую на стопке писчей бумаги, точно на левый угол верхнего листа. Просто, но действенно. В последний момент он взял чистый листок, написал несколько слов и положил между бумаг. Послание гласило: Я знаю, что вы роетесь в моих вещах.

Человек, занимавшийся этим, хорошо заметал следы. Хорошо, но не очень. Блокноты лежали слишком аккуратной стопкой, ручка была чуть сдвинута. К счастью, под подозрения не попала Антонелла — он устроил ловушку после их с Гарри отъезда во Флоренцию, а вторжение случилось еще до их возвращения.

Уловка с посланием желаемого результата не дала. Он лишь понял, что перехитрить того, кто знает, что ты пытаешься перехитрить его, невозможно. Свидетельства вины виделись повсюду, куда бы он ни смотрел.

Маурицио и Кьяра еще днем перебрались в дом над фермой. До приема оставалось два дня, и они хотели быть рядом, помогать с подготовкой. В порыве нехарактерного для себя великодушия — вызванного, без сомнения, отложенным эффектом принятия джина, — Гарри даже предложил освободить комнату, чтобы они смогли спать на вилле.

Поблагодарив за благородный жест, синьора Доччи заметила, что нехватка спальных помещений никогда не была для виллы насущной проблемой. Нет, здесь вопрос принципиальный.

— Ферма принадлежит им, а пользуются они ею редко. Так что пусть поживут там.

— Мама права. Мы поживем там, — сдержанно сказал Маурицио.

— Тем более что другой возможности может и не представиться.

Все посмотрели на хозяйку, которая, выдержав подобающую важности момента паузу, продолжила:

— В следующем месяце я сама туда переберусь.

— Мама?.. — нахмурился Маурицио.

— Да-да, я выезжаю из виллы. А вы с Кьярой, надеюсь, въедете.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Разумеется. В следующем месяце. — Она скромно опустила глаза и добавила по-итальянски: — Извините, если ожидание немного затянулось.

Адам наблюдал за Маурицио, и увиденное совсем ему не понравилось: будущий хозяин виллы сдержал довольную улыбку, но его выдали глаза. Долгие годы ожидания заканчивались, преступление принесло наконец конкретные, ощутимые плоды.

Должно быть, Маурицио почувствовал что-то, потому что бросил взгляд на сидящего через стол гостя, и самодовольное выражение на лице мгновенно растаяло — его сменила та холодная непроницаемость, которую Адам уже видел в мемориальном саду, когда затронул тему братоубийства в Дантовой «Божественной комедии».

Маска оставалась на месте до конца обеда, и даже во время рассказа Адама о сделанных им открытиях — двое из присутствующих о них еще не слышали — на лице Маурицио не дрогнул ни один мускул. Интригующая повесть с супружеской изменой и убийством ничуть его не потрясла. Наоборот, выслушав ее, он похвалил Адама и задал несколько вопросов ради поддержания развернувшейся дискуссии.

Адам уже начал сомневаться в справедливости выводов, сделанных им в отношении этого человека, но к концу обеда, незадолго до того, как Антонелла собралась уезжать, случился примечательный эпизод.

Синьора Доччи высказала мнение, что увековеченное в саду убийство Федерико его жены и ее любовника стало в некоем смысле проклятием для семьи, бросило тень на судьбы последующих поколений и обрекло обитателей виллы на столетия несчастий, жестокостей и трагедий.