Дикий хмель - [30]

Женщина средних лет, лицо в мелких, но заметных рябинках, шурша белым накрахмаленным халатом, как корабль парусами, подошла к нам. Сказала:

— Здравствуйте.

Буров водрузил на переносицу свои очки. И они засветились, словно в них были электрические лампочки. Женщина сказала:

— Я приму у вас заказ.

— Очень мило, — сказал Буров. — Мы голодны. И не прочь хорошо пообедать.

— Я могу вам посоветовать...

Это был уже другой тон. И другие советы. И Буров был очень доволен...

Солнце вывалилось сквозь рваные края тучи. Деревья в сквере напротив заблестели. И тротуар заблестел тоже. Женщина в накрахмаленном халате приоткрыла окно. Воздух двигался от окна быстро, словно подстегнутый запахами моря и осенних листьев.

— Победа в этой изнурительной, жестокой войне была обеспечена прежде всего действием наших войск. Мы это знаем, для нас это бесспорный факт. В дни годовщины вся пресса, в том числе и наша фабричная газета, широко освещает героические подвиги советских воинов. Естественно, хочется сделать это по-журналистски, с выдумкой. У нас во втором цехе есть электрик. Уважаемый человек. Воевал он на Первом Украинском фронте. И я решил сделать о нем материал, чисто документального порядка. Вот человек был командиром батальона, вот его боевые характеристики, а вот он на трудовом фронте, вот его трудовые характеристики... Поехал в архив. Ну, знаете, под Москвой...

— Проезжала однажды мимо на электричке, — ответила я тихо, утомленная несколько длинноватым вступлением.

— Очень милый такой город. И есть там архив. Военный архив Министерства обороны. В этом архиве, в громадных хранилищах собраны все документы Великой Отечественной войны. Здесь и боевые донесения, и приказы, и списки личного состава, и накладные на получение фуража, служебные характеристики, подшивки солдатских газет... Словом, все, все, все...

Буров говорил монотонно. Руки его лежали на столе, пальцы были чуть растопырены, будто он придерживал скатерть.

Подошла Люська, выдвинула из-под стола стул, села. Пропела:

— Здравствуйте, Андрей Петрович.

Буров кивнул, вопросительно уставился на Люську.

— Отдайте нам Наташу, — сказала Закурдаева. — А мы пригласим вас к нашему столу. Не надо отрываться от коллектива.

— Нам хорошо и за нашим столом. Это первое, — ответил Буров. — Второе — у нас с Наташей деловой, серьезный разговор. Третье — лично вы, Закурдаева, можете пересесть к нам.

— Как же я пересяду, — удивилась Люська, — если столько заказали? Это во-первых... Во-вторых, мне с мальчиками нескучно. В-третьих, чисто женский вопрос: вы не боитесь, что вас побьют?

— Не боюсь.

— Зря.

— Такой уж я бесстрашный.

Люська подмигнула мне. Сказала громко, так, чтобы было слышно соседям:

— Да, Наташа, разговор, действительно, неотложный. Но, как только освободишься, знай, мы тебя очень ждем.

Я сидела спиной к Люськиной компании. Л не видела, как там реагировали.

— На чем мы остановились? — спросил Буров, когда Люська ушла.

— Вы рассказывали про архив, — вежливо напомнила я.

— Да, — вздохнул Буров. — Изучал материалы Первого Украинского фронта, периода выхода к реке Одер и натолкнулся на один интересный материал.

Теперь Буров пристально смотрел мне в лицо.

— Это был наградной список разведроты. Четыре графы: звание, фамилия, имя, отчество. Какой орден. Дата вручения... В середине списка я увидел запись: «Старшина Миронов Алексей Далматович. Орден Славы I степени. Не вручен. Погиб 4.4.45 г.» Ваш отец был полным кавалером ордена Славы?

— Я ничего не знаю.

2

Соседка Сания стирала. Я поняла это еще в подъезде, когда Буров приоткрыл дверь, пропуская меня вперед, и я робко прошла боком, словно крадучись, будто здесь, в доме, не жила столько лет, будто здесь не было моей комнаты, а мы шли к кому-то в гости.

Пар не плавал слоями. Но сильно пахло вываренным бельем. И стены лоснились от сырости. Лестничные перила со старой, потрескавшейся краской влажно блестели от света. Мне всегда казалось, что лампочка в нашем подъезде самая тусклая, но сегодня она светила вызывающе ярко; может, ее сжигало любопытство и ей не терпелось рассмотреть моего мужа?

Он ступал вслед за мной по ветхим деревянным ступенькам, которые устроили кошачий концерт — скрипели, пищали, мяукали, может быть, на свой лад поздравляли меня. Я предчувствовала: сейчас начнут открываться двери и соседи станут смотреть на лестничную площадку. И мне придется всем говорить:

— Добрый вечер. Я вышла замуж.

Тогда соседи будут рассматривать Бурова, как слона в зоопарке. Но это лучше, чем промолчать. И дать повод думать, что в их доме живет молодая шлюха, которая вот так запросто водит к себе на ночь мужчин — старше себя по возрасту лет на десять.

Я достала из кармана пальто ключ. Но почему-то не могла попасть в скважину. Виновато взглянула на Бурова. Он улыбнулся, взял ключ.

Пар обнял нас. Точно друг, точно близкий родственник. Изъявляя бурный восторг и подвижность, он ринулся из темного коридора на лестничную площадку длинным белым облаком. И, конечно, легко было подумать, что мы уже не стоим на земле, а прямым ходом возносимся к небу.

— Как в раю, — сказал Буров и вступил в коридор.