Дикий горный тимьян - [44]

— Да, конечно.

— У Эллен, экономки, может случиться сердечный приступ: если она узнает суровую правду, то грохнется в обморок, и один Бог знает, какова тогда будет участь Бенхойла. Она живет здесь целую вечность, никто уже не помнит, сколько ей лет. Приехала совсем молоденькой из какой-то отдаленной деревушки присматривать за моим младшим братом и осталась, как гранитная скала, навеки. Ты с ней еще познакомишься, но не ожидай встретить радушную улыбающуюся старушку. Эллен груба, как старые башмаки, и может быть просто невыносимой! Старайся поэтому ее не обижать.

— Разумеется.

— Итак, представляю вас как мистера и миссис Доббс.

— Хорошо. Пусть будет мистер и миссис Доббс, — согласился Оливер.

Виктория, крепко зажав в ладони пухлую ручонку Томаса, стояла возле камышовых зарослей на берегу Лох Муи и боролась с ужасным ощущением, что она приехала туда, где она быть не должна.

Путешествие, вселяющее надежды, лучше, чем приезд. Особенно приезд, принесший только чувство одиночества и разочарования. Это был Бенхойл; но Бенхойл, который жил в ее воображении, — это Бенхойл, увиденный глазами десятилетнего мальчика, которым был тогда Родди Данбит. «Орлиные годы» воспевали лето, голубое небо, долгие золотые вечера, холмы, покрытые лилово-розовым вереском. Эта идиллия не имела ничего общего с продуваемой ветрами сумрачной местностью. Виктория не узнавала тот Бенхойл. Где миниатюрная весельная лодка? Где водопад, у которого Родди с братьями устраивали пикники? Где босоногие дети?

Ответ прост. Исчезли навсегда. Остались на страницах прочитанной книги.

Так вот он какой, настоящий Бенхойл. Столько неба, столько простора, столько покоя… Только ветер шумит в сосновых кронах, и вода плещется у берега, шурша озерной галькой. Холмы подавляли своими размерами и безмолвием. Они замыкали долину, поднимаясь прямо на противоположном берегу озера. Взгляд Виктории скользил вверх по их склонам, по громадным скалистым выступам и каменным осыпям, по темным пятнам вереска, поднимаясь ввысь к отдаленным вершинам, которые тонули в облачной дымке серого неба. Их внушительные размеры, их настороженность подавляли ее. Она чувствовала себя ничтожной, беззащитной, неприметной букашкой, неспособной ничего изменить, и в первую очередь так неожиданно испортившиеся отношения с Оливером.

Как ни старалась она убедить себя, что это лишь глупая ссора, в глубине души понимала, что дело гораздо серьезнее — это разрыв, горький и неожиданный. И возник он по ее вине. И зачем только она завела тот глупый разговор об открытке? Тогда ей казалось важным отстоять свое мнение. Теперь все испорчено. Оба не проронили ни слова после злобной выходки Оливера. Возможно, в этом Виктория тоже была виновата. Надо было дать ему отпор, ответить угрозой на угрозу, если потребуется, ударом на удар. Доказать Оливеру, что с ее мнением нужно считаться, а не впадать в ступор как кролик перед удавом, с глазами, полными слез — ведь она даже не видела дорогу.

Виктория чувствовала себя опустошенной. Эта ссора, Бенхойл, усталость, от которой болело все тело, неприятное ощущение утраты собственной индивидуальности — все это мучило ее. Кто я? Что я делаю в этом забытом Богом месте? Как я здесь очутилась?

— Виктория. — Трава заглушила их шаги, и она вздрогнула от неожиданности, услышав голос Оливера. — Виктория, разреши представить тебе Родди Данбита.

Она повернулась и увидела перед собой дородного небрежно одетого мужчину, похожего на любимого плюшевого мишку. Редкие седые волосы, развивающиеся на ветру, лицо, заплывшее жирком. Он улыбался ей, и его голубые глаза лучились дружелюбием. При виде Родди подавленность Виктории и первое устрашающее впечатление от Бенхойла немного рассеялись.

Они пожали друг другу руки, а затем Родди перевел взгляд на Томаса.

— А это кто?

— Это Том.

Виктория нагнулась и взяла Томаса на руки. Щеки мальчика раскраснелись, на губах была земля от камешков, которые он пробовал на вкус.

— Привет, Том. Сколько тебе лет?

— Ему два, — ответил Оливер. — И ты, наверное, обрадуешься, узнав, что из него трудно вытянуть хотя бы слово.

Поразмыслив, Родди произнес:

— Что же, замечательный малыш, думаю, тебе не о чем беспокоиться. — И, повернувшись к Виктории, сказал: — Не в лучшем виде предстал перед вами Бенхойл. Слишком пасмурно.

У его ног сидел старый черный Лабрадор. Томас, заметив пса, стал извиваться, давая понять, что хочет спуститься на землю, чтобы погладить собаку. Виктория спустила его с рук, мальчик и Барни оглядели друг друга, и Том прикоснулся к мягкой с проседью морде.

— Как его зовут? — спросила Виктория.

— Барни. Он очень старый. Почти такой же, как я.

— Я так и думала, что у вас есть собака.

— Виктория — одна из твоих поклонниц, — заметил Оливер.

К нему вернулось обычное добродушное расположение духа, и Виктории хотелось надеяться, что разразившаяся утром ссора хоть на время забыта.

— Чудесно. Что может быть лучше, когда рядом есть хотя бы одна поклонница.

Виктория улыбнулась.

— Я так хотела увидеть водопад!

— Даже в безоблачный день он отсюда не виден. Там за выступом есть небольшая лагуна. Если распогодится и я найду ключ от сарая, где хранится лодка, мы поплывем туда, и вы увидите все своими глазами.