Дикие нравы - [9]

— Вы что же, след по запаху находите? — несказанно удивился тогда молодой наемник.

— Собака знаешь? — безбожно коверкая французские слова, заулыбался в ответ Мбонга. — Бамбалы лучше, чем собака чуют врага. Если пойдет дождь, собака потеряет след, если враг насыплет на землю табак, собака потеряет след. Бамбалы не теряют след никогда. Собака лает, бамбалы нет. Собака кормить надо. Бамбалов кормить не надо, только плати доллар. Бамбалы лучше, чем собака!

С этим трудно было спорить, и Мбонга ушел по обыкновению, громко хохоча над непонятливым европейцем, оставив Макса теряться в догадках, правда ли у чернокожих следопытов столь изощренный нюх, или это была просто очередная африканская шутка. Сейчас, глядя на идущего впереди следопыта по-собачьи склоняющегося к самой земле и шумно нюхающего широко раздувающимися ноздрями воздух, он готов был поверить, что все сказанное Мбонгой соответствует действительности.

Вообще с входом в густой сумрак джунглей все в отряде будто бы подобрались, посерьезнели. Походка людей приобрела мягкую кошачью гибкость, а лица будто окаменели, не выражая никаких чувств и эмоций, только прищуренные пристально вглядывающиеся в переплетение лиан глаза, только подрагивающие от напряжения ноздри, а уши чуть ли не шевелятся локаторами, силясь уловить малейший звук. Точнее не уловить, а вычленить из гремящей вокруг какофонии, утреннего тропического леса, где каждая тварь спешит оповестить весь окружающий мир о том, что она еще жива и проснулась, пережив ночь. Пронзительными визгливыми голосами перекликались скачущие вслед за отрядом по нависшим над головами навесом ветвям мартышки и павианы. О чем-то переговаривались громкими резкими криками попугаи. Из темных густых зарослей доносилось чье-то предостерегающее ворчание. Макс с содроганием подумал, что это может быть леопард. Он уже успел наслушаться рассказов бывалых наемников об этом беспощадном хищнике джунглей. Судя по ним, выходило, что для человека леопард гораздо опаснее, чем, к примеру, тигр или лев. Привыкший охотиться на обезьян, этот хищник частенько нападает на местных жителей, не боится людей, считая их, видимо, лишь какой-то особенной разновидностью привычной добычи. Он силен и ловок, привык атаковать одновременно целую группу противников, и если тигр, набрасываясь из засады, убьет максимум одного человека, то напавший на людей леопард будет раздавать удары мощных когтистых лап направо и налево до тех пор, пока не уложит всех, или пока не убьют его самого. Успокаивало Макса только одно, то, что столь хитроумный хищник просто обязан адекватно среагировать на запах оружейной смазки их автоматов и понять, что где-где, а уж здесь ему ловить точно нечего. Однако смазка смазкой, а в этом девственном лесу вполне можно было напороться на леопарда, что и не сталкивался никогда за свою кошачью жизнь с огнестрельным оружием и потому ничуть его не боится. Подумав об этом, Максим невольно бросил короткий взгляд на подозрительные кусты и аккуратно снял автомат с предохранителя. Заросли ответили новым предупреждающим рыком, и наемник с облегчением вздохнул лишь, когда они остались далеко позади. Неизвестно, что за зверь там скрывался, но преследовать вторгшихся на его охотничью территорию чужаков он не стал.

Вообще, Макс, с тех самых пор как маленький отряд вошел под своды первых деревьев тропического леса, мучительно старался побороть внутренний страх и неуверенность, загоняя эти чувства в самые дальние глубинные тайники души, в самые ее темные уголки, но даже оттуда они продолжали время от времени выглядывать, заставляя нервно подрагивать стискивающие оружие пальцы, непрошенным холодком пробегая вдоль позвоночника, неприятным тяжелым комом скапливаясь где-то внизу живота. С нарастающей тревогой он ждал того момента, когда разведчики, наконец, обнаружат людоедов, и уже почти уверился, что раз они так долго идут неизвестно куда по темным враждебным джунглям, то весь план Старика полетел к чертям. Кто сказал, что кигани настолько суеверны, что не могли оставить на ночь наблюдающих за лагерем разведчиков? В конце концов, на дворе двадцать первый век и даже этих дикарей не могли не коснуться отголоски цивилизации, так что вполне возможно, что атавистический страх перед темнотой давно выветрился из их мозгов. И теперь людоеды, злорадно смеясь над самонадеянностью белых карателей, заманивают их отряд в заранее подготовленную ловушку. От этих мыслей внутри становилось пусто и холодно. Макс не боялся смерти, по крайней мере, давно уже уверил в этом самого себя. Проверить это утверждение, понятное дело, можно было только опытным путем, а такого случая в его бурной и насыщенной событиями биографии пока не представлялось. Но, даже если принять на веру полное отсутствие робости перед старухой с косой, все равно, одно дело быстро и легко умереть от снайперской пули полученной в горячке боя, даже не поняв, что собственно с тобой произошло, и вовсе другое попасть в руки к людоедам предназначенной на заклание жертвой. Стоило только представить себе подобное, и Максимом овладевал просто парализующий ужас. «Чертово воображение, напридумывал себе кошмаров, и сам же теперь трясусь от страха! Лучше бы думал о том, как выполнить задачу, придурок!» — ругал он себя. Однако, исподтишка приглядевшись к своим спутникам, понял, что и они чувствуют себя не в своей тарелке. Народ в группе подобрался тертый, успевший повоевать тут и там по всему миру, не раз глядевший в лицо смерти и не отступавший перед ней. Но перспектива превратиться в чей-то обед, даже этих железных парней заставляла заметно нервничать. Один Артур был как обычно абсолютно невозмутим, на раскосом азиатском лице не отражалось никаких чувств и эмоций. Максим невольно позавидовал командиру группы и его непоколебимой выдержке. Но зависть завистью, страх страхом, а раз назвался груздем, полезай в кузов, сейчас уже ничего переделать или изменить было невозможно. И как ни клял себя в душе Макс за то, что вызвался участвовать в карательной экспедиции, а все равно продолжал шаг за шагом продираться сквозь джунгли, вслед за проводниками, туда, где ждал его страх.