Дикие лошади - [56]

— Что, если мы упадем? — спросил Синий.

— А зачем вы все здесь?

Кое-кто засмеялся, кое-кто выругался. Напряжение спало.

— Веселее, — посоветовал я им.

Один из них спросил:

— А где будете вы?

Я ответил с явным сожалением:

— Я буду наблюдать с земли. — Я помолчал. — Если будет возможно избежать разборок, то постарайтесь не давать нам оснований для них. В сценарии ничего такого нет. Попытайтесь не спутать нам планы. О'кей?

Я вышел наружу через пустую весовую, где в дни обычных скачек толпились тренеры и служащие. Несколько секунд я смотрел, как обитатели Хантингдона заполняют трибуны, таща бинокли во впечатляющих количествах. Видно, Эд проделал отличную работу.

Кто-то из моей команды подошел ко мне и протянул конверт, сказав, что это срочно. Я небрежно поблагодарил его, и он исчез прежде, чем я вскрыл послание.

Развернув лежавший в конверте лист бумаги, я прочел следующее:

«Прекрати снимать этот фильм или умрешь от ножа сегодня же».

О, восхитительно!

Судя по виду, послание было отпечатано на принтере, бумага офисная, совершенно безликая.

Появился О'Хара, желавший обсудить со мной пару деталей, и спросил, что случилось.

— Что это ты словно к земле прирос?

Я протянул ему записку.

— Мне и раньше случалось получать угрозы, — сказал я.

— Они приходили после того, как фильм шел в прокат. Но на это нам следует обратить внимание. — Он щелкнул ногтем по бумаге.

— Что ты предлагаешь?

— Если ты покинешь съемочную площадку, — прямо сказал О'Хара, — съемки автоматически прервутся. Это может дать нам время на то, чтобы поймать этого типа и засадить его за решетку.

— Мы не можем остановить съемки, — возразил я. — После статьи в «Барабанном бое» и ножа на Хите… еще крупица паники, и боссы совсем перетрусят и откажутся от фильма полностью и навсегда.

О'Хара подозревал, что это правда, но тем не менее встревоженно сказал:

— Это письмо не просто гласит, что ты умрешь, в нем говорится, что ты умрешь сегодня.

— Хм-м…

— Томас, нам не нужна твоя смерть.

— Мне пришло в голову, — сказал я, слегка улыбнувшись его прагматизму, — что тот, кто послал это требование, не хочет на самом деле убить меня, он хочет остановить съемки, не прибегая к крайним мерам. Если бы он — или, я полагаю, она — собирался остановить съемки фильма путем моей смерти, почему бы просто не сделать это? Зачем вступительная мелодрама? Нам просто следует не обращать на это внимание и заниматься своим делом.

— По крайней мере, я дам тебе телохранителя, как Нэшу.

В этот день Нэш был под присмотром даже не одного, а двух бодигардов, но я напомнил О'Харе, что эти двое были нам хорошо известны.

— А если ты наймешь незнакомца, то можешь наткнуться как раз на то, чего хочешь избежать, — сказал я. — В классических триллерах именно телохранитель убивает жертву. — Я очень надеялся, что высказанная мною ложь не окажется правдой. — Не думаю, что я в большой опасности, так что просто забудем об этом.

— Это будет трудно сделать. — Но при этом мое решение слегка успокоило его.

— Сохрани бумагу, — попросил я его, — и конверт тоже. — Я отдал ему конверт. — И давай займемся фильмом.

— Мне это все же не нравится.

Мне это тоже не особенно нравилось, но чтобы пообещать смерть, требуется немного умения или смелости, а чтобы исполнить это обещание, требуется и то, и другое.

Нож, предназначенный Нэшу, был бездарно потерян. Будем держаться за это. Забудем — ради Христа забудем — о ранах, нанесенных Доротее.

— Кто передал тебе письмо? — спросил О'Хара.

— Один из грузчиков. Я видел его то и дело тут и там, но не знаю его имени.

Не было времени, чтобы узнать имена не то шестидесяти, не то ста человек, занятых в работе над фильмом. Я не выучил даже клички лошадей — ни те, под которыми они были зарегистрированы, ни те, которыми называли их грумы, ни те, которые были придуманы для фильма. Я не знал ни имен жокеев, ни имен актеров, занятых в эпизодах. Я запоминал внешность: морды коней, лица жокеев, лица актеров; моя память всегда была в основном зрительной.

Некоторое время спустя я забыл о смертельной угрозе, слишком много было дел и без этого.

Как обычно бывает со сценами, в которых заняты две-три сотни человек, подготовка к заезду растянулась на целую вечность. Я говорил по рации, кажется, несколько столетий, проверяя состояние каждой из дальних секций, но наконец-то к полудню все вроде бы было готово. Грумы привели лошадей из конюшни, жокеи уселись на доставшихся им по жребию коней и направились к старту.

Я решил ехать на съемочном грузовичке вместе с Монкриффом, чтобы быть поближе к месту действий — и чтобы уберечь спину, малодушно и тайно осознавал я.

Эд, вооружившись громкоговорителем, объявил всему хантингдонскому столпотворению сделать соответствующие лица и приветствовать начало скачек. Комментарий вестись не будет; нам предстоит впоследствии записать его отдельно, тем не менее, подбадривал Эд, приветствуйте победителя.

Именно он выкрикнул: «Пошли!», эхо команды отразилось от трибун, и я обнаружил сквозь биение пульса в ушах, что молю неизвестное божество о том, чтобы все прошло хорошо.

Естественно, были и ошибки. Одну из взятых напрокат камер заело, а одну из тех, что были установлены на препятствиях, лошадь ударила копытом в объектив, но заезд начался чисто, и с самого начала стало ясно, что мои экс-коллеги играют честно.