Дикие лошади - [47]

В это утро я сам обслуживал проектор. О'Хара бесстрастно сидел в кресле, пока лошади галопом взбегали на холм и появлялись в лучах солнца. Я увидел, что был прав касательно третьего дубля, поток медных звуков выглядел великолепно. После этого Монкрифф остановил камеры. В рулоне остались только те кадры, которые я сделал сам: шеренга всадников на фоне неба, черные посреди солнечного сияния. Как неудачно, подумал я, что у нас в камере осталось столько неотснятой пленки и нет ни единого кадра, где был бы виден всадник, напавший со своим ужасным ножом на Айвэна. О'Хара выругался по этому поводу, но теперь нам оставалось только сожалеть.

Я оставил этот рулон на перемотку киномеханику и вставил в проектор фрагмент, который мы снимали позже, — «первую встречу» Сильвы и Нэша.

Как всегда бывает, звуковое оформление было несовершенным; окончательное озвучивание фильма будет сделано позже, по завершении съемок. В любом случае первичные съемки включали в себя два, три или более дублей каждой сцены, о которых предстояло судить экспертам; во время работы эти эксперты весьма походили на дегустаторов вина, умеющих различать год сбора винограда по терпкости напитка, точно определять срок выдержки. О'Хара даже цокал языком и присвистывал сквозь зубы, глядя, как Сильва резко натягивает поводья, едва не столкнувшись с Нэшем; он, тренер, стоит рядом со своими лошадьми и глядит, как она спешивается, скидывает шлем и произносит слова своей роли — сперва ее героиня злится, но потом в ней быстро просыпается сексуальный интерес. С ума можно было сойти, глядя, как губы Сильвы изгибаются в блистательной улыбке, которая точно повысит цену ее губной помады вчетверо.

— Славная девочка, — пробормотал О'Хара, довольный.

Нэш в одежде наездника, с непокрытой головой, свою роль словно увековечивал в платине, делая ее бесценной.

Говард, привлеченный к написанию этой сцены, которой, конечно же, не было в его книге, тем не менее сделал достаточно, чтобы оправдать свое место в титрах фильма. Монкрифф подал свет на лица с творческим изяществом и, как было задумано, снял лошадей слегка не в фокусе, чтобы придать рельефность каждой человеческой фигуре, взятой крупным планом. Неким образом расплывчатость, туманность образов животных создавала контраст, подчеркивала яркость эмоций людей. Краткое, мимолетное впечатление, но оно создавало часть общего настроения. И это хорошо.

Ролик закончился, я отключил проектор, зажег свет и стал ждать вердикта О'Хары.

— Скажи что-нибудь сам, — произнес он наконец, — если тебя не волнует, что успех уже у нас в кармане.

— Немного рано говорить об этом. — Но я все же был польщен его комплиментом.

— Как ты лично относишься к Сильве? — спросил О'Хара, вставая и выпрямляясь, приготовившись уходить.

— Она очень хорошо ездит верхом, — ответил я. — Я говорил ей об этом.

— Я надеюсь, ты не говорил, что она ездит так же хорошо, как мужчина.

Я засмеялся.

— Я не самоубийца.

— Она хорошо смотрится на экране.

Я кивнул.

— Ты был прав, она умеет играть. Знает, где находится камера. Профессиональна, слушает меня, снималась в сцене с обнаженной натурой крупным планом с холодной естественностью. Она амбициозна в разумных пределах, и я на цыпочках обхожу феминизм.

— Она нравится тебе?

— В этом нет необходимости.

— Нет, но это так?

Я улыбнулся.

— Если я скажу ей, что она мне нравится, она расквасит мне физиономию.

— Это не ответ.

— Ну да, она мне нравится. На самом деле очень нравится. Но она не хочет этого. Она хочет считаться хорошей актрисой. Каковой и является. Карусель, не правда ли?

— Она спит со мной, — сказал О'Хара.

Несколько мгновений я стоял неподвижно, взглядом оценивая каменную твердость его лица и духа, понимая сексуальную притягательность власти, а потом произнес без чувства обиды:

— Хочешь сказать мне — руки прочь?

Он спокойно кивнул:

— Руки прочь.

— О'кей.

Больше он ничего не сказал. Это мало что меняло. Мы прошли наверх, чтобы посмотреть, насколько художник и его группа продвинулись в смене декораций. Им предстояло разобрать следственный кабинет и в той же комнате соорудить нечто похожее на столовую Лондонского литературного клуба.

Несколько стен наверху были еще раньше разобраны, и теперь крышу поддерживали стальные подпорки. Большая часть потолка тоже была удалена, чтобы разместить верхнюю подсветку и камеры. Владелец дома согревал душу своим увеличившимся банковским счетом, веря, что балки и штукатурка позже восстановятся сами собой.

Столовая пока находилась в зачаточном состоянии, но к нашему возвращению из Хантингдона должна была быть готова — столы, официанты, ростбиф на тарелках.

О'Хара сказал:

— Я видел Монкриффа нынче утром в коридоре отеля после того, как вы вернулись с моря. Невероятно, но он напевал. Он сказал, что ему явилось откровение и что ты посылаешь Зигги привезти из Норвегии табун диких коней. Скажи, что это неправда.

Я рассмеялся.

— Это правда. Лошади викингов. Если у нас будет десять или двенадцать лошадей, мы сможем представить их так, словно их пятьдесят. Я пошлю Зигги вместе с агентом на поиски. Они наймут транспорт для перевозки лошадей в Бергене.