Дикие гуси - [90]

— Работал я, мужички, в обыкновенном колхозе, недалеко отсюда — это АО нынешнее, которому мы хату мою задвинули, — объяснил он. — Ну, что такое колхоз, вы себе, наверное, представляете: скот, навоз, пшеница, семечки и кукуруза. Придешь с работы — дома то же: скот, навоз и огород.

Гулянки, конечно, с размахом, но редко: свадьбы там, проводы в армию, похороны-крестины… В общем — жизнь трудовая, перспективы — никакой. Ну, к пенсии, может, выбьешься в бригадиры полеводческой бригады или в члены комиссии рабочего контроля. Я это к чему веду: мира остального из колхоза не видно — сплошное черно-белое кино. В то лето пахал я со своим «Колосом» на уборке пшеницы как папа Карло — две недели без просыпу не вылазил из-за штурвала. И урожай был отменный — по тридцать пять центнеров с гектара вкруговую вышло. Правление на радостях мне в День урожая к премии путевку в санаторий подбросило — в Небуг, на побережье. Мать мне, ясное дело, самую лучшую одежду собрала, жратвы нашей, крестьянской, напихала два чемодана: как же, почти на месяц сынок убывает… Денег, правда, немного дала: деньги на селе ценятся дороже жратвы, которая под ногами гуляет.

Приехал я в первый раз на море — мать моя! — столько соленой ласковой воды, высокого неба и жаркого солнца на одного, на целый месяц — это же роскошь неописуемая! Может быть, и дома всего этого в избытке — кроме соли в воде, — но не замечаешь, потому как права крестьянская поговорка: «За делами некогда в гору глянуть». А здесь от ничегонеделания все сразу наружу выпячивается… Так вот, сразу по приезде — мне номер одноместный: видимо, от путевочки моей какой-то шишкарь из нашего колхоза отказался по не зависящим от него обстоятельствам. Телевизор, душ, санузел и телефон в одном месте, сразу после нашей свиноводческой фермы, — поневоле обалдеешь! Ну, я пораспихивал свои чемоданы: один — в шкаф, другой — под кровать, едой забил холодильник, и бегом на пляж! Прихожу оттуда под вечер уже, весь красный, как задница у шимпанзе: сгорел с непривычки, — слышу: в соседнем трехместном номере шум, грохот, тары-бары разные. Выхожу в коридор, а это соседи вселяются, какой-то крупный, видимо, начальник приехал: ему огромный телевизор втаскивают, пару видиков к нему, и сейф несгораемый — здоровенный такой, как шкаф! Вот этот-то сейф они с водителем и не могут в дверь протолкнуть. А рядом стоят две особи женского пола: одна молоденькая совсем — лет девятнадцати, а второй уже под пятьдесят, в очках. Увидел меня этот шеф-директор и обрадовался, как вновь объявившемуся родственнику. Попросил помочь затащить железяку эту. Ему, мол, нельзя, сердце барахлит. Ну, конечно, на вид больше пятидесяти, пузон мотню прикрывает — где ж ему с такой работой справиться! А мы, колхозники, — народ привычный. Сбегал я во двор, нашел пару чурочек круглых, и через пятнадцать минут эта громадина мирно покоилась в углу. Тут мне все — «спасибо», «спасибо»: познакомились, как соседи с соседями. И вправду, он оказался директором крупного предприятия по разведению пушных зверей. А с ним приехали его секретарша и главбух. Ну, естественно, сразу понял, кто есть кто: в секретарши пятидесятилетних не берут почему-то современные начальнички! Интересуюсь — на кой ему хрен телевизор, когда в номере свой есть. А он мне: один пусть в прихожей стоит, то есть в холле, а второй у меня в спальне будет — я так привык!

Ну, я понял, приколы ведь разные бывают, у нашего зампреда биде в спальню подведено — и ничего, как так и надо! Короче — каждый дуреет по-своему. Но вот зачем сейф на море с собой переть — этого я в толк никак не мог взять, поэтому пришлось спрашивать по новой. Так этот Константин Степанович мне и объяснил: приехали они-де на два месяца, а в этом сейфе и денежки, и запас пойла иномарочного будет храниться, ну и еще кое-что из непортящихся продуктов: икра, понятно не кабачковая, и всякие консервированные продукты не для всякого гражданина России.

А если бомбанут сейф ваш, спрашиваю. Он смеется: два замка германских, гарантированных! Ну, я-то, пока эту хреновину помогал затаскивать, посмотрел: ничего там гарантированного, я в колхозе такие амбарные замки гвоздем уговаривал запросто! Но скромно промолчал и пошел к себе в номер, унося с собой их «спасибо».

Оказывается, этим дело не закончилось: вечерком, после обустройства уже, заваливает он ко мне с бутылкой рома какого-то и предлагает раздавить его в честь знакомства. Ну, я, как хозяин, — полхолодильника на стол для закуси. А он, как увидел все эти копчености-варености-соления, что мне мама с собой напихала, срывается с места и спрашивает разрешения пригласить своих сотрудниц, чтобы не вести их, наверное, в ресторан. У нас на Кубани в еде никогда никому не отказывали — зовите, говорю, конечно! Вот так мы вечерок и просидели с Константином Степанычем, его секретаршей Ирочкой и главбухом Ниной Павловной за бутылкой рома. Потом еще он видик пригласил смотреть, но я отказался: время позднее, все с дороги, да и шкура у меня, солнышком пережаренная, допекала несусветно! Ушли они в свой трехместный. А утром заявляются в мой номер снова втроем, с такой же бутылкой: перед пляжем, говорят, для сугреву! Позавтракали, конечно, что Бог послал из моего холодильника, пошли купаться и загорать.