Дикая яблоня - [3]

— Школа, десятилетняя школа. И тоже недавно построена, — подхватила Мунила. — Старую с ней не сравнишь. Вон она, за домами… А вон детский сад… А там магазин… Это контора… А дальше тоже магазин, только книжный…

Такие поселки Катша видела по телевизору у соседей. Но то было по телевизору, а теперь она сама шла по такому поселку.

В доме у председательской тетки уже был накрыт стол, и вокруг него сидели люди, незнакомые Катше. Когда она вошла в комнату, гости умолкли и потеснились, уступая почетное место, самое дальнее от дверей. Катша смутилась, попыталась присесть тут же у ближнего края стола, но люди все же настояли на своем.

— Мы здесь все свои и специально пришли, чтобы познакомиться с вами. Значит, вы наш почетный гость, и это место ваше, — пояснил один из присутствующих.

Гости председательской тетки в основном были людьми пожилыми, солидными по виду, и Катше пришлось покориться. «Чем уж я так их заинтересовала, если они и вправду собрались только из-за меня?» — удивилась Катша, усаживаясь во главе дастархана, рядом с высокой худой старухой.

Как оказалось, это была младшая сестра хозяйки и мать председателя колхоза. И в каждую свою фразу, часто без надобности, она вставляла русское слово «подумаешь». Вот и сейчас женщина весело крикнула в сторону кухни:

— Эй, хозяйка! Что же наша гостья, подумаешь, так и будет сидеть? А ну-ка подавай чай на стол!

— Сейчас, несу! — откликнулась старшая сестра.

Вскоре на столе появился излучающий жар, сверкающий, как медное солнце, огромный самовар. За ним принесли кумыс в большой глубокой чашке.

Сегодняшнее застолье было богаче и веселее вчерашнего. Кумыс сделал свое дело — за столом стало шумно. А одна маленькая старушка, слегка захмелев, предложила спеть.

— Пусть дорогая Катша послушает, как поют в нашем ауле, — сказала она.

— Верно, пусть послушает, — поддержала мать председателя и затянула старинную грустную песню о том, как быстротечна человеческая жизнь.

Голос у нее был молодой, высокий, мягкий. Видно, в молодые годы мать председателя была заводилой на вечеринках и свадьбах. В ее темных глазах и теперь поблескивал озорной огонек, а движения были быстры и легки. Да и по одежде было заметно, что женщина не хочет поддаваться возрасту. «Ну и чертовка», — с невольной завистью подумала Катша.

Певунья, доведя последний куплет до конца, пригубила чашку с чаем и завела новую песню. А потом и третью. И Катша догадалась, что у матери председателя по этой части здесь нет достойных соперниц. Гости только слушали да похваливали ее между песнями.

— Ну, подумаешь, с меня хватит. Пусть продолжит кто-нибудь другой, — сказала мать председателя, прервав песню на половине. — Иначе гостья решит, будто, кроме меня, у нас никто не поет.

И тогда две пожилые женщины, сидевшие в углу, не ожидая приглашения, затянули протяжными голосами:

Эх, милый мой,

Где мне крылья взять, чтоб поспеть за тобой…

— Наконец-то подружки дождались своего часа. Теперь их никак не остановишь, — пояснила хозяйка Катше под добродушный смех присутствующих.

Подружки оборвали свою песню, засмеялись вместе со всеми.

Катша, улыбаясь, смотрела на веселящихся гостей, ловила на себе ревнивый, обеспокоенный взгляд сватьи Мунилы, как бы спрашивающий ее: «Ну как, нравится тебе в нашем ауле?» — «Не волнуйся, мне очень нравится», — так же взглядом успокаивала она добрую Мунилу, и вдруг к сердцу Катши прихлынула какая-то непонятная печаль. То ли это была зависть оттого, что сама она уже давно не радовалась, как эти люди. То ли сожаление о том, что нет за столом кого-то ей очень дорогого.

Она почувствовала себя зрительницей, которая смотрит со стороны кино из чужой, счастливой жизни. «Скорее бы уйти», — подумала Катша…

Когда они, расставшись с остальными гостями, оказались одни на улице, сватья Мунила предложила зайти на ток.

— Он отсюда недалеко. Давайте-ка заглянем к Бектемиру.

Катша согласилась, подумав: «Надо было самой поинтересоваться, какой у них колхоз, как здесь люди работают. А то уже гуляю два дня. Даже стыдно».

Ток поразил ее своей чистотой — на земле ни сориночки. Бектемир с метлой в руках ходил вокруг кучи зерна, подравнивал края. Заметив приближающихся женщин, сват обрадовался, закричал Муниле:

— Вот и хорошо, что ты ее привела! Здесь есть что показать. Проходите, дорогая сватья, посмотрите, где мы работаем… Механизмы самые новые. Тортай таких и не видел.

Сват бросил метлу, взял Катшу под руку и стал водить по току, показывая хозяйство, словно она была уполномоченной из района, и он отчитывался перед ней.

— У нас всё машины делают. Мы уж и забыли, как лопатой махать, — хвастался Бектемир.

Из-за угла на улицу вывернул зеленый «уазик», покатил в сторону тока.

— Это председатель наш! — воскликнул Бектемир и засуетился. — Лучше бы вам не показываться ему на глаза. Горячий он человек, очень не любит, если кто-то без дела во время работы ходит. Как увидит — сразу кричать. Ну-ка идите сюда, спрячьтесь, пока он не уедет.

Сват открыл двери сарайчика с разными инструментами, впустил туда женщин и запер их снаружи.

Шум мотора приближался к сараю, совсем близко, шагах в трех от дверей заскрипели тормоза.