Дикая яблоня - [14]
Асет праздновал среди почетных гостей. Поначалу он, как и все, пил и смеялся, а потом заскучал, загрустил. Такое с ним часто случалось за пиршественным столом. Вдруг ни с того ни с сего ему приходило в голову, что вот он сидит беспечно, а где-то стороной проходит самое главное для него.
Так вот и сейчас он опечалился, вспомнил проводницу и опять пожалел, что сошел с поезда. Он почти ощущал уютное покачивание вагона, обиженный голос девушки. Ему показалось, что и остальные гости тоже только притворяются, будто им весело, а на самом деле, как и он, думают тайком, беспокоятся каждый о своем сокровенном.
Он попытался утешить себя тем, что скоро гулянье утихнет и гости разойдутся спать, но когда взглянул на часы, то, к своему немалому удивлению и расстройству, обнаружил, что минуло всего лишь два часа и свадебному пиру еще нет конца и края.
И, как неизбежно бывает в подобных случаях, у него сразу же заболела голова, он потрогал лоб и откинулся на спинку стула.
Сестра была занята гостями, вместе с помогавшими ей женщинами подавала на стол то одно, то другое и все же в этих хлопотах умудрялась следить за каждым его движением. Так и сейчас она наклонилась над ним и шепотом спросила:
— Родненький, что с тобой?
— Ничего, все в порядке, — сказал он, стараясь ее успокоить: мало ли ей и без него забот.
— Может, пойдешь к молодежи?
— Не волнуйся, мне весело и здесь.
А сам подумал: «Наверное, у них то же самое».
— Идем, я тебя провожу.
Она почти силой вытащила его из-за стола.
Дом, отданный молодежи, гремел, подрагивая от топота, гудел, как улей.
В передней он наткнулся на пьяного Куракбая. Друг детства еле стоял на ногах и препирался с молодыми женщинами, которые пытались его утихомирить. Увидев Асета, Куракбай пьяно засмеялся, открыл объятия.
— Асет, дружище! Самой сладкой водки тебе! Почему ты не с нами? Зачем тебе начальство? Да плюнь ты на него, иди к нам гулять! — заорал друг детства и по-свойски ударил Асета по плечу.
Асет было поежился, но Куракбай поднял указательный палец и заявил заплетающимся языком:
— Ты наша гордость, и точка! Пойдем к нам!
Он ухватил Асета за локоть, и Асет вошел в гостиную, втащив на себе Куракбая, иначе бы тот упал.
Его появление встретили восторженным гвалтом. Со всех сторон протянулись руки:
— Асет, присаживайся к нам!
— Нет, нет, иди к нам, Асет!
От такого приема у него зарябило в глазах: он вертел головой, не зная, на чьем остановиться предложении. Признаться, он был польщен таким вниманием.
Порядок навел высокий парень с франтоватыми усиками. И по тому, как все затихли, едва этот парень открыл свой рот, Асет догадался, что слово взял тамада.
— Ти-хо! — гаркнул тамада. — Пусть наш дорогой гость займет место рядом с женихом и невестой!
Молодые застеснялись, встали и опустились на стулья, лишь когда Асет уселся рядом с ними. И еще долго невеста, его племянница, застенчиво прикрывала лицо рукавом, а жених улыбался смущенно.
Только Асет коснулся стула, как началось:
— Асету штрафную!
— Эй, налейте ему полный стакан!
Асет шутливо зажал уши, а сам подумал, что еще там, в доме сестры, выпил уже предостаточно, что уже гудит в голове, что ему, пожалуй, на сегодня хватит. «Вот посижу чуточку, а когда они успокоятся, улизну незаметно», — утешил он себя.
Он открыл уши, и в уши ворвалось:
— Пусть Асет скажет тост!
— Асет, скажи что-нибудь!
«А что я вам скажу? — спросил он их мысленно. — Самые лучшие пожелания уже, разумеется, сказаны за вашим столом».
И все-таки он поднялся и произнес какие-то слова о любви, о молодости. Складно ли у него получилось, он не понял и сам. Сидевшие за столом закричали, захлопали, но они бы все равно кричали и хлопали, что им сейчас ни скажи, потому что были возбуждены.
— Товарищи, тишина! — подал голос тамада, поднимаясь.
Он снял галстук, подвернул рукава белой рубашки — что и говорить, парень трудился добросовестно, в поте лица, которое уже стало от выпитого и духоты малиновым.
— А ну-ка, споем Асету поздравительную! Раз!.. Два!.. Три! — скомандовал тамада и начал дирижировать.
И над столом зазвучал дружный хор:
Эту песенку, видать, они сочинили сами в его честь и разучили заранее. Куплеты, полные почтения к его особе, перемежались с шуточными, и безобидные шутки удваивали веселье.
«Молодцы, молодцы!» — похвалил Асет мысленно.
Он исподтишка вглядывался в их лица. С некоторыми из пирующих он когда-то бегал по улице, потом ходил в школу. Других, что помоложе, он едва помнил, а кое-кого не помнил, а может, и не знал вовсе.
«Молодцы, молодцы!» — повторил он. И все же ему было скучно и среди этих людей. Он был уверен, что они чересчур просты, не глубоки, что достаточно одного взгляда, и можно прочитать все, что написано в душе у любого из них. Терзания ума им не присущи. И среди этих людей он начал путь в огромный сложный мир — в это даже не верится.
Он еще раз оглядел пирующих, проверяя свои выводы. Его взгляд наткнулся на все того же двоюродного братца Абдибая, сидевшего у дверей. Шофер и здесь был скуп на чувства. Сидел осоловевший, только изредка дул на длинный чуб, спадающий на глаза, да временами на его губах мелькала беглая ухмылка.
Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!