Дикая - [120]

— Клево, — сказал он, еще раз сжал мою руку и вернулся на свой пост: команда снова собиралась играть.

Голова у меня кружилась. Я вышла на улицу, в темный вечер, покачивая красной нейлоновой сумочкой, свешивающейся с кисти — обычно в ней лежала моя походная плитка. Бо́льшую часть таких сумочек и пакетов я оставила в Кеннеди-Медоуз, не желая нести с собой лишний вес, но эту оставила, считая, что плитка нуждается в дополнительной защите. А в Эшленде она служила мне дамской сумочкой, хотя и немного припахивала керосином. Все, что лежало внутри нее, было упаковано в неказистый с виду зиплок-пакет: деньги, водительская лицензия, бальзам для губ и расческа, а также карточка, которую мне выдали в хостеле, чтобы я могла, когда будет нужно, забрать из камеры хранения своего Монстра, лыжную палку и коробку с припасами.

— Добрый вечер, — проговорил мужчина, который стоял в переулке рядом с баром. — Вам нравится эта команда? — спросил он тихим голосом.

— Да. — Я вежливо улыбнулась ему. С виду ему было лет под пятьдесят, одет в джинсы с подтяжками и поношенную футболку. У него была длинная путаная борода, которая спускалась до груди, и подстриженные в кружок седеющие волосы до плеч, окружавшие ровной полосой совершенно лысую макушку.

— Я спустился сюда с гор. Люблю иногда приехать и послушать музыку, — объяснил мужчина.

— Я тоже. В смысле, спустилась с гор.

— А где вы живете?

— Я путешествую по Маршруту Тихоокеанского хребта.

— Ах, конечно, — он кивнул. — МТХ. Я бывал на этой тропе. Но живу в другом направлении. У меня в горах хижина, в которой я живу четыре или пять месяцев в году.

— Вы живете в хижине? — удивилась я.

Он кивнул.

— Ага. Я там совсем один. Мне нравится, но порой становится одиноко. Кстати, меня зовут Клайд, — он протянул мне руку.

— А я — Шерил, — сказала я, пожимая ее.

— Не хотите пойти выпить со мной чашечку чая?

— Спасибо, но на самом деле я жду, пока мой друг закончит работу. — Я бросила взгляд на дверь клуба, как будто Джонатан мог выйти оттуда в любую секунду.

— Ну, мой трейлер стоит прямо здесь, так что нам не придется далеко уходить, — сказал он, указывая на старый грузовик с молочной цистерной, стоявший на парковке. — В нем я живу, когда уезжаю из хижины. Я уже несколько лет отшельничаю, но иногда бывает так здорово приехать в город и послушать какую-нибудь команду.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказала я. Мне понравился он сам и его мягкие манеры. Он напомнил мне некоторых людей, которых я знавала в Северной Миннесоте. Мужчин, друживших с моей мамой и Эдди, пребывавших в духовном поиске, открытых сердцем, совершенно выпавших из обычного общества. После смерти мамы я почти ни с кем из них не виделась. Теперь мне казалось, что я никогда не была с ними знакома и никогда не буду. Казалось, все, что некогда существовало в том месте, где я росла, стало теперь таким далеким, невозвратным.

— Что ж, приятно познакомиться с вами, Шерил, — проговорил Клайд. — Я собираюсь пойти поставить чайник. Как я и говорил, можете ко мне присоединиться.

— Конечно, — сразу же отозвалась я. — Я с удовольствием выпью чаю.

Я еще ни разу в жизни не видела превращенного в жилище грузовика, который не казался бы мне лучшим жильем на свете, и трейлер Клайда не был исключением. Упорядоченно и функционально, элегантно и с выдумкой, симпатично и утилитарно. Там была дровяная плита и крохотная кухонька, множество свечей и рождественская гирлянда, которая отбрасывала чарующие тени на все небольшое помещение. Вдоль трех бортов грузовика тянулась полка с книгами, а под ней была устроена широкая кровать. Пока Клайд хлопотал с чайником, я сбросила сандалии и разлеглась на кровати, доставая с полки то одну книгу, то другую. Там были книги о монахах и пещерных отшельниках; о людях, которые жили в Арктике, в амазонских джунглях, на островах у побережья штата Вашингтон.

— Чай из ромашки, я сам ее выращиваю, — проговорил Клайд, заливая кипяток в заварочный чайник. Пока он настаивался, Клайд зажег несколько свечей, подошел и уселся рядом со мной на кровати, где я лежала, опершись на локоть и пролистывая иллюстрированную книгу об индийских богах и богинях.

— Вы верите в реинкарнацию? — спросила я, пока мы вместе рассматривали затейливые рисунки, снабженные небольшими подписями на каждой странице.

— Нет, не верю, — ответил он. — Я верю, что мы здесь только раз, и то, что мы делаем, имеет значение. А во что верите вы?

— Я все еще пытаюсь выяснить, во что же я верю, — ответила я, принимая в ладони горячую кружку, которую он мне протянул.

— У меня есть для вас кое-что еще, если захотите. Штука, которую я собираю в лесах. — Он вытащил из кармана искривленный корень, похожий на имбирь, и показал его мне на раскрытой ладони. — Это жевательный опиум.

— Опиум? — переспросила я.

— Да, только гораздо более мягкий. Просто дает расслабленный приход. Хотите попробовать?

— Конечно, — рефлекторно согласилась я, он отрезал кусочек и протянул его мне, потом отрезал еще ломтик для себя и положил в рот.

— Его жуют? — спросила я, и он кивнул. Я положила корешок в рот и начала жевать. Это было все равно что жевать древесину. Мне понадобилось всего одно мгновение, чтобы осознать, что лучше всего воздержаться от жевания опиума — или любого другого корешка, который предложил бы мне этот странный человек, если уж на то пошло, каким бы милым и безобидным он ни казался. Я выплюнула корень в ладонь.