Дикая слива - [2]

Ребенок появился на свет в начале зимы, в самые унылые и мрачные дни года. Он был таким, как все младенцы, но на его лице, пониже левого глаза, чернела крупная родинка, напоминавшая звездочку.

— Смотри-ка, знак! — заметила повитуха. — Твоего сына ждет необычная судьба.

— Счастливая или нет? — взволнованно произнесла Ниу.

— Этого я не знаю.

В хижину вошел Бао, и повитуха объявила:

— Мальчик! Тебе повезло.

— Уж если кому и повезло, так только не мне, — проворчал мужчина, а когда повитуха ушла, процедил: — Маньчжурское отродье!

— Бао, — в голосе Ниу была укоризна, — ты обещал!

Да, он обещал и старался сдержать свое слово. И все же когда он увидел здорового крупного младенца — порождение чужого семени, боль пронзила его, казалось, до самых костей.

Ниу продолжала рожать каждые два года. Третьим был мальчик, Юн, и Бао вздохнул с облегчением: наконец-то на свет появился тот, кто когда-нибудь даст жизнь его внуку, в коем, согласно поверью, воплотится небесная душа деда!

И все-таки старшим ребенком в семье оставался первенец Ниу, Кун, и это бесило Бао. Он в буквальном смысле слова вбивал в его голову мысль о сыновней почтительности, тогда как Юн рос избалованным и непослушным. Мать всегда старалась защитить и выгородить Куна, но у нее было слишком много забот и много детей.

О родинке никто не вспоминал, лишь Бао иногда говорил, что она похожа на червоточину на кажущемся здоровым, но на самом деле гнилом плоде.

Часть первая

Глава 1

По улицам деревни плыл сизоватый дымок очагов. Не могущий пробить плотный слой тумана, он тянулся низом. Земля казалась поблекшей, вылинявшей, как всегда по весне, но все знали, что вскоре придет другая пора. Зазеленеют залитые водой рисовые посадки, холмы наденут изумрудные короны, и лес зашумит, как бескрайнее море.

На рассвете отец приказал Куну отправиться в поле, и мальчик боялся сказать, что если он не успеет вовремя прийти в чайную, хозяин его прибьет. И вот теперь он опаздывал, хотя и спешил изо всех сил. Заведение господина Линга (при необходимости там можно было не только поесть и выпить чаю, но и заночевать) было построено на оживленном участке дороги соединявшем провинции Гуандун и Гуанси.

Десятилетний Кун служил у него за еду, несколько шу[3], а еще — за бесконечные затрещины и оплеухи.

Он никогда не жаловался родителям: у измученной матери хватало иных забот, а Бао и сам бил Куна не меньше, чем господин Линг, бил по любому поводу — за случайный взгляд, за лишнее слово. За то, что Ниу вновь родила не сына, а дочь.

Не чувствуя за собой никакой вины, Кун, тем не менее, безропотно принимал удары. Что он мог возразить отцу? До поры до времени ему не приходило в голову удивляться, почему Бао срывает свою злость именно на нем, а не на других детях.

Если кто-то изредка и мог приласкать Куна, так это мать. Однако при этом у нее была такой горестный вид, что ему хотелось не радоваться, а плакать.

Когда Кун убежал в чайную, ему казалось, что у него вот-вот остановится сердце.

В помещении не было других вещей, кроме скромно расписанной ширмы, низких деревянных столиков и простых некрашеных циновок. В маленькой печке шипел и с треском лопался бамбук.

Дрожащими от волнения руками хозяин расставлял на подносе чашки красной глины, от которых поднимался ароматный пар. Он не обратил ни малейшего внимания на Куна, все его мысли были устремлены к двум гостям, которые молча ждали, когда им подадут чай.

Хотя на них были простые соломенные шляпы, полотняные черные халаты и некрашеные кожаные туфли, Кун сразу понял, что это могущественные и знатные люди. На это указывали их широкие наборные пояса, а еще — лица, выражавшие достоинство и внутреннюю силу.

Накрыв на стол, господин Линг отступил с почтительным поклоном. От чашек поднимался тонкий дымок, его рисунок был похож на туманные иероглифы, нарисованные невидимой волшебной рукой.

Кун проскользнул в соседнее помещение, служившее кухней. От угольных жаровен шло тепло, от котлов валил ароматный пар. Приветливо улыбнувшись Куну, повар Хэн вновь принялся помешивать варево.

Они не успели перекинуться словом, как вошел хозяин и жарко зашептал:

— Видели, кто к нам пожаловал?! Непростые люди, даром, что без свиты! Путешествуют скрытно, а сами, не торгуясь, заплатили серебром! Сказали, задержатся здесь на несколько дней. Пойду, приготовлю комнату. Держись поблизости, — бросил он Куну, — вдруг им что-то понадобится! Я не стал задерживаться возле них — вдруг решат, что я решил подслушать их разговор!

На самом деле господин Линг обожал подслушивать: сплетни были необходимы ему, как воздух. Он с привычной легкостью рылся в чужих секретах и перемывал косточки знакомым и незнакомым людям. Однако на сей раз в его душе перевесил страх. А еще — алчность.

Следуя приказанию «быть поблизости», Кун взял метелку и принялся бесшумно подметать пол неподалеку от столика, за которым сидели приезжие.

Когда господин Линг ушел, мальчик заметил перемену в выражении лиц мужчин и уловил исходящее от них ощущение гнетущей тревоги. А после услышал их разговор:

— Ума не приложу, что нам делать! Мы столько времени потратили на поиски мальчишки, а в результате приедем ни с чем!