Дикая история дикого барина (сборник) - [73]
Раньше как-то поводы для безумия приличнее должны были быть.
И решил я про «Медного всадника» думать думу. И делать выводы.
1. Евгений – это такой сторчавшийся от безделья наследник огромного состояния, прощелканного, по-нашему говоря, предками. То есть «дед его, великий муж, имел шестнадцать тысяч душ». А сам Евгений живёт в Коломне, в город ездить боится, знакомых чурается, психует, на похороны к родне не ходит, от всех бегает, чухается, тоскует. Питер ненавидит заранее. Это я к тому, что у многих приезжих к Питеру такое же отношение – депрессивный какой город! Да ты в каком состоянии в Питер приехал, ценитель депрессий?! Тебя бы в Коломягах выкинуть, раскачав за руки, за ноги, в духмяную траву, чтобы ты подготовился сначала, в себя пришёл, елозя ботами у станции, неврастеник тамбовский.
2. Славой своих предков Евгений не гордится. Предки для него – это те, кто прогужбанил состояние. Все прочие достижения предков Евгения волнуют мало, совсем они его не волнуют. Что для него империя, что для него род, что для него огород, что Питер? Так… какое-то марево-варево.
3. Обычно считают, что Женя тронулся, увидев наводнение и памятник Петра. Почто, мол, Пётр и буря?! И всё тут вместе?! Скажи!
Во время наводнения Женя сидел на звере, который даже покруче коня Петра, скажу прямо. Сидел он на мраморном полульве-полугрифоне. Обнимал эту страсть, как мамку родную, пока вода мимо проносила гробы и вздувшиеся трупы. Но воспылал ненавистью Евгений не к чудовищу, на котором спасался, не к водной стихии, а к спине «кумира на бронзовом коне». Не упас! Не обернулся! Не сберёг!
4. Кумир на бронзовом коне не упас Женю. Он символ. И думал, что символом ему и быть следует впредь. А Евгений был другого мнения. Символ в России обязан быть живым и заботливым спасителем, иначе это и не символ, а жуть и морок. Ты почему меня не спасал, построил тут город, зачем, для чего, тут жизни нет, кругом мрак и слякоть, боль, всё на костях, всё гнило, простыло и нарывно, и пр. московские скороговорки.
5. И вот, сойдя с ума уже через приличное для этого дела время, Евгений, потомок бояр, «прозванья вам его не нужно, хотя в былые времена оно, быть может, и блистало, и под пером Карамзина в родных преданьях прозвучало, но ныне светом и молвой оно забыто…», грозит Петру странными словами: «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!»
То есть за всё-всё ответишь! За то, что «наш герой живёт в Коломне, где-то служит, дичится знатных и не тужит ни о почиющей родне, ни о забытой старине…».
И когда Пётр начинает спасать Евгения, гоняясь за ним на бронзовом коне, а у нас государственное спасение всегда выглядит именно так, то удивляться трудно. Если ты на государство своё символическое смотришь как на обязательного защитника, то не взыщи, прими в обе руки.
Моцарт и Сальери
Все ли понимают, что в «Моцарте и Сальери» Пушкина Моцарт никакой не «гуляка праздный», он у жены отпрашивается постоянно? Подкаблучник. Выбежит, дёрнет – и домой скорей, к клавесину в три смены ишачить. Он музыку сочиняет, считая музыку любовницей. Встанет тихонько, поиграет, значит, с «любовницей», и обратно к подозрительной жене. Такой вот, понимаете, сорвиголова! Просто батька Махно в угаре гуляйпольского погрома. Выйдешь на балкон, закуришь тайком от жены, подмигнешь дворничихе, и весь двор хором про тебя: «Каков повеса!»
А вот Сальери не то что Моцарт – ого-го какой гулена. Ему какая-то Изора яд подарила в молодости. На, говорит, Антонио, мой тебе прощальный дар, не спорь, пригодится, музыку ты уже разъял, как труп, слышала, поверил алгеброй гармонию, уверена – подарок при таком подходе понадобится.
Что за подруги такие у с виду постного Сальери? Что это за криминальная богема в кружевах? В каких притонах Сальери резал музыку, прожигал годы, чтобы ему такие подгоны тёлки ставили? Чем он там промышлял, академик? «Ой, девочки, не знаю, что Антоше подарить…» – «Да что там думать?! – отвечают подружки. – Смело дари ему яду! Он, Антоша, такой у нас огневой!»
Ну, это как встречаются два профессора. Один (вроде как бессмысленный гений) постоянно что-то делает, что-то там решает, смыслы выдаёт. И мы его считаем гулякой праздным, хоть он по телефону поминутно докладывает жабе своей старой, профессорше, где он, с кем и сколько. А второй седенький профессор смирно так с заточкой сидит. Ему заточку тёлка одна подарила на пересылке. И заточку этот профессор протирает, вспоминая аспирантские годы. У такого ещё и ледоруб, поди, имеется, и портсигар золотой «Вяземскому от Батюшкова». И этот академик считается у нас тружеником, глубоким пахарем, страдальцем. Пусть заурядным, но усидчивым. Сидит такой, пахан паханом, в руке у него наборная рукоять, и говорит: да ты, Моцарт, недостоин сам себя, ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь… Потом заточкой в столешницу снизу н-на! н-н-н-на! и заканчивает: я знаю, я, я, глядь, я!
Для окончательного понимания надо вспомнить, что дело это происходит в каком-то кабаке, в котором именно Сальери свой человек, а Моцарт в гости приходит.
Но вслед за Сальери мы все по-прежнему уверены, что Моцарт – это такой порхающий чуть ли не голубь с алкоголизмом, а Сальери – матёрый проповедник.
«Если бы мне дали книгу с таким автором на обложке, я бы сразу понял, что это мистификация. К чему Джон? Каким образом у этого Джона может быть фамилия Шемякин?! Нелепица какая-то. Если бы мне сказали, что в жилах автора причудливо смешалась бурная кровь камчадалов и шотландцев, уральских староверов, немцев и маньчжур, я бы утвердился во мнении, что это очевидный фейк.Если бы я узнал, что автор, историк по образованию, учился также в духовной семинарии, зачем-то год ходил на танкере в Тихом океане, уверяя команду, что он первоклассный кок, работал приемщиком стеклотары, заместителем главы администрации города Самары, а в результате стал производителем систем очистки нефтепродуктов, торговцем виски и отцом многочисленного семейства, я бы сразу заявил, что столь зигзагообразной судьбы не бывает.
«Очень многие в последнее время стали задавать мне вопросы, связанные с родом моей деятельности. Для меня такое любопытство кажется странным. Люди не верят, что чтение псалмов на паперти взаправду может кормить!Любой Шерлок Холмс может подойти ко мне, хрустя пустыми ампулами с семипроцентным раствором под ботинками на пуговицах, и сразу же догадаться, кто я такой и чем зарабатываю себе на кусок горького хлеба и кружку дождевой воды. Раз в тельняшке – значит, моряк. Деревянная нога, подсыхающая у камина, говорит о том, что моряк я не очень хороший, но с богатым прошлым, скорее всего боевым.
Джон Шемякин – знаменитый российский блогер, на страницу которого в Фейсбуке подписано более 70 000 человек, тонкий и остроумный интеллектуал, автор восхитительных автобиографических историй, неизменно вызывающих фурор в Рунете и интенсивно расходящихся на афоризмы. «Немногие знают, что я: работал год коком на танкере в Тихом океане; шесть месяцев носил имя Евгений; был импресарио у колдуньи Любы; играл на сцене адмирала Нахимова; учился в духовной семинарии; трудился в 93-м заместителем руководителя аппарата Демократической партии России; публиковал в журнале «Пионер» стихи про любовь; в 1984 году ездил в Никарагуа на сбор кофе; был укушен ядовитой змеёй; получил отравление хлором при производстве ремней для джинсов «Ранглер»; принимал пустые бутылки у водочного магазина, в котором работал продавцом, числясь по кафедре всеобщей истории университета преподавателем».
Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.
Посвящается священническому роду Капустиных, об Архимандрите Антонине (Капустина) один из рода Капустиных, основателей и служителей Батуринского Преображенского храма. На пороге 200-летнего юбилея архимандрита Антонина очень хочется как можно больше, глубже раскрывать его для широкой публики. Архимандрит Антонин, известен всему миру и пришло время, чтобы и о нем, дорогом для меня, великом батюшке-подвижнике, узнали и у нас на родине – в России-матушке. Узнали бы, удивились, поклонялись с почтением и полюбили.
Дрессировка и воспитание это две разницы!Дрессировке поддается любое животное, наделенное инстинктом.Воспитанию же подлежит только человек, которому Бог даровал разум.Легко воспитывать понятливого человека, умеющего анализировать и управлять своими эмоциями.И наоборот – трудно воспитывать человека, не способного владеть собой.Эта книга посвящена сложной теме воспитания людей.
Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.
Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.
Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».