Дикая история дикого барина (сборник) - [59]

Пересчитываешь по головам встречающих – нет ли, господь упаси, прибавки какой в поголовье, не воспользовался ли кто хозяйским отсутствием, не дал ли воли сладострастным чувствам, пока папаша в одном цилиндре прыгал за хористками в разгар деловых переговоров?

Сели за стол. По обычаю сел я один, а прочие стояли у стен, как заведено у благородных. По левую руку стояли плакальщицы, мелко кланяясь, рассказывая, как им всем было без меня плохо, одиноко и совестно. По правую руку, напротив, слышались восхищённые подобострастные крики и песни, посвященные моему цветущему виду и обновлённому гардеробу, который я, понятно, надел на себя весь, парясь под тремя пиджаками: парчовом с персиянскими птицами, бархатном для пущего соблазна и в третьем, в серебряную тяжёлую полоску.

Засучивши кружева манжет, грыз мозговую суповую кость, властно сжимая её двумя руками. Потом обтёр зажирелые ладони о белокурую голову какого-то мальчика и с задумчивой болью принялся рассказывать про свои опасные приключения, приведшие к таким необыкновенным тратам.

Начал издалека. С примера близкого мне французского аристократического мира. Многие в самом начале моего рассказа кинулись было прятаться по клетушкам, но двери я предварительно запер – лекционный опыт имеется.

– Жил, детушки мои любимые, полулюбимые и вон та ещё непонятная сутуленькая, что у дверей жмётся, французский маркиз по имени Антуан. Антуаном его звали чужие незнакомые люди. А родные ласково величали маркиза Александром Антуаном Дави де ла Пайетри. Жил он в полном довольствие в своих имениях в Нормандии, сладко пил, крепко спал, питался исключительно калорийными продуктами, сидел в этом смысле на чётком центряке: повидло, тушенка, пряники, маргарин. Счастлив был сей маркиз.

Но внезапно овладела им охота к перемене мест. Посмотрел он на своих домочадцев, подумал, подперев голову, да и дёру дал ночью в окно. Ни записки не оставил, ничего…

Родня его горевала сильно. Дня два даже или три. А потом стала с зарёванными, закопчёнными лицами богатейшее имущество делить, лаяться и подстерегать нотариусов. Зарево – на полнеба. Кругом тёмные фигуры волокут мешки со столовым серебром, свиней через забор перекидывают, рвут портьеры на портянки, клавесин с воткнутым топором, поп с гармоникой на цепи пляшет, второй этаж красиво догорает, создавая приятную атмосферу и всё такое прочее, что вам, родненькие, хорошо знакомо по моему прошлогоднему отъезду, когда ещё мы крестьян своих по лесу два месяца ловили и на Пугачёва всё свалили.

А маркиз Антуан вынырнул, отряхиваясь, на острове Сан-Доминго, известном нашей тёте-ведунье под именем Гаити, откуда она посылки получает с куколками для девочек.

И стал Антуан на острове Сан-Доминго жить и радоваться. Целых 27 лет наслаждался маркиз лёгкостью островных нравов, плавал в ласковых водах Карибского моря, торговал сахаром, нашёл себе бабу удачную местную – негритянку Марию, прозванную заслуженно Сесеттой. Удачно переболел поочерёдно малярией, тифом, оспой и совсем было приступил к заболеванию дизентерией, как понял, что пора возвращаться.

А Сесетта – она женщина была честная, хоть и негритянка, – она маркизу Антуану рожала каких-то в общем, прямо скажем, детей. Маркиз этому не препятствовал, давал, правда, им странные имена: старшего сына назвал, например, Адольф. Дочку окрестил Жанеттой (куражился, наверное). Потом появилась Мария-Роза. А младшего толстогубенького крепыша так и вовсе обрёк на Тома-Александра.

Видится, как под пальмовой крышей собираются плоды маркизовского сладострастия: Адольф, Жанетта, Мария-Роза и, господи прости, Тома-Александр. О чём могли говорить между собой эти гаитянские дети? Какие проклятия сыпались с их синих губ в адрес родителей? Быть полунегритянкой Жанеттой – это ещё туда-сюда. Можно устроиться в портовый кабак и протирать кружки, а потом даже стать героиней песни. А куда деваться полунегру Адольфу? В зоологический парк?!

Но это всё, конечно, мелочи. Я про родительскую любовь тут речь веду. Своё финансовое положение благородный маркиз Антуан поправлял продажей собственных деток в рабство по соседям. Накидывал верёвочку, наверное, на шею Жанетты, и говорил: «Совсем ты уже взрослая стала, доченька! Пойдём, отведу тебя на волшебный луг, на котором ты будешь от зари до зари сахарный тростник рубить по колено в жиже!»

Так вот и свёл всех своих детушек в рабство – бабки были очень нужны. Так как решил маркиз домой, в Нормандию, вернуться. Младшенького, который Тома-Александр, продал напоследок, но пообещал выкупить. Про старших таких обещаний не давал – человек был мужественный и честный. Хрен его знает, что там с Жанеттой приключится за время разлуки, может, её неприятно будет даже в руки взять.

Вернулся маркиз Антуан домой, а в доме какие-то посторонние рыла хозяйничают, бродят по родовому замку самым наглым образом. Тут уж гаитянские навыки Антуану очень пригодились! Методы тростниковой борьбы впотьмах и засады с деревьев. Еле выкурил паразитов. Успокоился немного, отдышался, да и женился в 72 года на одной молодайке посочней по имени Мари Рету. Видно, что планы по выгодному детопроизводству не оставляли героя.