Дикая история дикого барина (сборник) - [28]
Имена строителей храма и его реставраторов после Геростратова перформанса известны нам чуть менее.
Я рискну их напомнить. Начали строительство Харсифрон с сыном своим Метагеном. Достроили Пеонит и Деметрий. А восстановил храм Хайократ.
Примерно во время пожара в Эфесе помер в Македонии знаменитый Гиппократ, который прославился тем, что наблюдал за природой, лечил людей, был долгое время смотрителем медицинской библиотеки в храме Асклепия на острове Кос. Храм Асклепия на острове Кос Гиппократ сжёг во время своего дежурства, прихватив из огня наиболее ценные медицинские трактаты, с которыми и выбрал свободу, сбежав на другие острова. Конкурентов-то теперь в деле спасения здоровья можно было почти не опасаться.
Как ни крути, а баню соседскую сжечь мне придётся.
Текст полон намёков и аллюзий только в последнем предложении.
Инки
Из-за многочисленных медицинских обследований, перемежающихся дикими кутежами в заволжских иноческих скитах, много читаю про мертвецов всяческих, про организацию похорон, про поминальные заветы милой старины. Разминаю в руках землю, нюхаю и горько улыбаюсь быстротечности всего сущего, бродя меж госпитальных страдальцев.
Сегодня же зачитался про инков своих разлюбезных.
Давайте же обратимся к инкским обыкновениям и диковинам по мертвецкой части.
Уверен, что многое нам может серьезнейшим образом пригодиться и в личной, и в общественной бытийственности.
Как нам всем хорошо известно, каждый Верховный инка сохранял после смерти свой дворец и челядь.
И это я считаю очень удобным. Где бродят помощники Горбачёва, не знаю, Зимянина? На каких полустанках спят, завернувшись в газеты, соратники первого призыва Ельцина? Где унижаются за деньги министры кабинета Рыжкова?
Каждого Инку бережно мумифицировали, роскошно одевали, ставили перед ним еду, делали ему жертвоприношения. Мумии правителей ходили в гости, участвовали в пирах и забавах, их носили по улицам в паланкинах, а всякая сволочь должна была при виде такого чуда падать на колени.
Ну, вообразите себе, как бы украсились наши города при введении подобных правильных обычаев… Новыми красками заиграли бы светская хроника и скандальные репортажи.
И главное – сколько бы хороших, умных людей нашли бы себе достойное применение в свите таких мумий!
Имели бы приличный заработок, интересный досуг.
А не маялись бы политологами да пиар-менеджерами, как сейчас. Не ютились бы по кабинетам мэрий и фирм по продаже мягких кровель.
«Бекингем в Париже!»
В 1621 году в Англии случился импичмент.
Король Яков созвал очередной парламент. Парламент решил лишить статуса депутатов сэра Джайлза Момсона и сэра Френсиса Мичелла. Создали специальную комиссию для этого дела. И стали лишать мандатов двух уважаемых сэров.
Парламент собирали, конечно, не для этого. Парламент должен был дать королю денег, покричать «ура», решить свои насущные задачи и довольно быстро разбежаться.
Предоставив королю две субсидии, парламент не разбежался. А вцепился бульдожьей хваткой в двух уважаемых членов.
За что?
Момсон и Мичелл были держателями «монопольных патентов». Такой патент предоставлял держателю исключительное право заниматься какой-либо деятельностью единолично, не допуская конкурентов на лакомое поле.
Чем Момсон и Мичелл могли монопольно заниматься, за счёт чего богатели и сыто хохотали в своих депутатских особняках?
У Момсона и Мичелла были деликатесные патенты на право инспектирования пивных (alehouses), харчевен (victualling houses), таверн (tippling houses) и постоялых дворов (inns). То есть просто прелесть, а не профессиональное занятие. Знай себе засылай контролёров по «шалманам с шахматами и нестрогими библиотекаршами» и составляй акты о нарушениях. Или не составляй.
По удивительной для русского современного человека случайности Момсон был родственником маркиза Бекингема, который через два года станет герцогом Бекингемом, а через семь лет будет зарезан «фанатиком Фельтоном». А в 1621 году Бекингем ещё маркиз, лорд-адмирал, которого король называл то женой, то сыном, то мужем, и на котором письменно мечтал жениться перед Рождеством 1624 года. И у такого многообещающего государственного деятеля был родственник Момсон. Тоже, кстати, известная жена, сын и муж графа Суррея.
Момсон, переходя туда-сюда меж разных своих ипостасей, деньги всё же очень любил. И в 1617 году получил монопольное право на лицензирование пивных, постоялых дворов и прочего. То есть мог выдать лицензию, а мог и не выдать. Очень удобно. Сам выдаёшь, потом сам проверяешь, родственник у тебя есть хороший – живи, радуйся солнцу. Главное, что своих копеек никуда вкладывать не надо. Единственные траты – сургуч, чернила, бумага.
Но самым замечательным в патентной деятельности Момсона было то, что обладатель патента от Момсона (владелец таверны какой-нибудь, распивочной или паблик хауса) не мог быть арестован или наказан мировым судьёй. Суд присяжных не мог терзать такого содержателя. Потому как по патенту лицензия на распивочное дело должна была обеспечивать бесперебойность работы заведения. А арест владельца заведения – нарушение бесперебойности и административные препоны. Обломитесь, правоохранители! У меня для вас полномочный мандат имеется! Я за него деньги платил! Вот печати, вот дверь! А то, что шалав каких-то у меня на дому режут, это, я вам скажу, старая традиция, а не то, что вы, бесстыдные, подумали.
«Если бы мне дали книгу с таким автором на обложке, я бы сразу понял, что это мистификация. К чему Джон? Каким образом у этого Джона может быть фамилия Шемякин?! Нелепица какая-то. Если бы мне сказали, что в жилах автора причудливо смешалась бурная кровь камчадалов и шотландцев, уральских староверов, немцев и маньчжур, я бы утвердился во мнении, что это очевидный фейк.Если бы я узнал, что автор, историк по образованию, учился также в духовной семинарии, зачем-то год ходил на танкере в Тихом океане, уверяя команду, что он первоклассный кок, работал приемщиком стеклотары, заместителем главы администрации города Самары, а в результате стал производителем систем очистки нефтепродуктов, торговцем виски и отцом многочисленного семейства, я бы сразу заявил, что столь зигзагообразной судьбы не бывает.
«Очень многие в последнее время стали задавать мне вопросы, связанные с родом моей деятельности. Для меня такое любопытство кажется странным. Люди не верят, что чтение псалмов на паперти взаправду может кормить!Любой Шерлок Холмс может подойти ко мне, хрустя пустыми ампулами с семипроцентным раствором под ботинками на пуговицах, и сразу же догадаться, кто я такой и чем зарабатываю себе на кусок горького хлеба и кружку дождевой воды. Раз в тельняшке – значит, моряк. Деревянная нога, подсыхающая у камина, говорит о том, что моряк я не очень хороший, но с богатым прошлым, скорее всего боевым.
Джон Шемякин – знаменитый российский блогер, на страницу которого в Фейсбуке подписано более 70 000 человек, тонкий и остроумный интеллектуал, автор восхитительных автобиографических историй, неизменно вызывающих фурор в Рунете и интенсивно расходящихся на афоризмы. «Немногие знают, что я: работал год коком на танкере в Тихом океане; шесть месяцев носил имя Евгений; был импресарио у колдуньи Любы; играл на сцене адмирала Нахимова; учился в духовной семинарии; трудился в 93-м заместителем руководителя аппарата Демократической партии России; публиковал в журнале «Пионер» стихи про любовь; в 1984 году ездил в Никарагуа на сбор кофе; был укушен ядовитой змеёй; получил отравление хлором при производстве ремней для джинсов «Ранглер»; принимал пустые бутылки у водочного магазина, в котором работал продавцом, числясь по кафедре всеобщей истории университета преподавателем».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.