Дикая и необузданная - [23]

Нежная, романтическая любовная песенка, в такт которой она покачивалась в объятиях Ника Фарадея, казалось, звучала не с углового помоста, где расположился оркестр, а из ее собственного сердца. Их тела льнули друг к другу. Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала его обжигающие прикосновения. Другой рукой он обнимал ее гибкую талию, и она вся дрожала от еле сдерживаемого желания. Терпкий запах дорогого одеколона скорее дополнял, нежели заглушал мужской запах, исходивший от его тела, — сочетание, которое ей нравилось, хотя она сама не вполне это понимала. Ее захлестнула волна острого наслаждения, отчего все тело сладостно заныло, дыхание перехватило, а мысли смешались.

Благоразумие в ней уступило место чисто женским инстинктам. Ее голова умиротворенно склонилась на его плечо, причем у нее возникло такое ощущение, что там ей и место. Услышав хриплый, невнятный звук, вырвавшийся из его горла, она улыбнулась про себя. Она чувствовала бы себя оскорбленной, если бы ей не удалось пробудить в нем желание. Линдси никогда раньше не подозревала, что способна обладать подобной властью над мужчиной. Правда, приглушенный внутренний голос подсказывал ей, что радоваться тут особенно нечему, а напротив, следовало бы встревожиться, ощутив в себе эту силу. Однако она не пожелала внять этому предостережению и продолжала подливать масло в огонь, совладать с которым было почти невозможно.

Романтическая мелодия смолкла, но тут же, без паузы, зазвучала новая, как и прежняя, трогавшая ее за живое. Пылающее тело Линдси с нетерпением ждало, когда он крепкой рукой снова прижмет ее к себе. Но этого не случилось.

— По-моему, вам пора домой.

Она молча кивнула, мрачно подумав про себя, что ей самой нужно было набраться духу и прервать затянувшийся вечер. Но когда она удобно устроилась на сиденье автомобиля, у нее мелькнула мысль: а действительно ли он решил положить конец этой щекотливой ситуации? Что, если его действия продиктованы стремлением покинуть людное место и остаться с ней наедине?

— Меня всегда удивляет, что, несмотря на поздний час, везде полным-полно народу. — Линдси принялась болтать не переставая, чтобы совладать с неразберихой, царившей у нее в мыслях. Она сидела очень прямо, отодвинувшись как можно дальше от Ника, и старательно делала вид, что ее очень интересуют проносившиеся мимо здания и дымчато-серое небо, постепенно освещавшееся первыми лучами солнца и становившееся жемчужно-розовым. — Я и не подозревала, что уже так поздно, — сказала она, позевывая, отчего казалось, что она слегка растягивает слова. Она чувствовала смертельную усталость, но понимала, что виной тому эмоциональное истощение, и при желании этот мужчина в два счета может вернуть ее к полноценной жизни.

Линдси вдруг разозлилась на себя из-за слабости, которую проявляла всякий раз, когда дело касалось Ника. Поэтому, когда он остановил машину, она резко сказала:

— Благодарю вас за восхитительный ужин и прекрасно проведенное время. Уже довольно поздно, и вам ни к чему провожать меня до дверей. Спокойной ночи.

Она ожидала, что он, как обычно, сделает по-своему. В последние часы она испытывала смутное, все нарастающее беспокойство, и чем ближе они подъезжали к ее дому, тем больше проникалась уверенностью в том, что он перейдет к более решительным действиям.

— Ну что ж, будут и другие вечера. — Он произнес эти слова тихим, каким-то затаенным басом.

Опять ЭТО самомнение!

— Нет, других вечеров не будет, мистер Фарадей.

— Что же все-таки мешает вам называть меня Ником?

Если бы не выпитое в ресторане вино, Линдси, пожалуй, вряд ли осмелилась бы высказать ему то, что было у нее на уме.

— На первый взгляд кажется, что ничего. У него есть все, — в повествовательной манере и в третьем лице были свои преимущества, — интересная внешность, солидное положение. Не спрашивайте меня, в чем тут дело, но он также вызывает угодливое восхищение у других мужчин. Не поймите меня превратно, поскольку очевидно, что у него ярко выраженная гетеросексуальная ориентация. Но…

— Продолжайте. Это уже интересно;

— Дело в том, что, как мне кажется, на самом деле вы не можете быть таким хорошим человеком, каким вас все считают.

Она думала, что он рассердится на ее слова. Не пропустит же он сказанное мимо ушей!

— Значит, на вас я тоже произвел впечатление?

Спровоцированная его вкрадчивым тоном, она произнесла еще несколько неосторожных фраз:

— Возможно, вам и удается обводить вокруг пальца других, но со мной этот номер не пройдет. Никак не возьму в толк, с чего это все считают вас такой важной персоной! А вы? Вас так и распирает от сознания собственной значимости.

— А мне-то казалось, что это не так бросается в глаза. Вы, наверно, думаете, что я сущий дьявол, да? Если вам так уж хочется считать меня негодяем, я ничего против не имею. Мне тоже не нравится, когда люди важничают. Ведь для такого поведения должны быть веские основания. Кроме того, это отнимает слишком много сил, поэтому я стараюсь держаться как можно незаметнее, не говоря уже о том, что это удобнее. К тому же помогает держать в узде свои дьявольские желания…