Дикарка и лунный принц - [11]

Вельд

Её тело… Под холодными доспехами было тёплым и чутким. Казалось, что я схожу с ума. Дикарка не сопротивлялась. Я ожидал, что она набросится на меня, едва я коснусь её обнажившейся кожи, но этого не произошло. Я был уверен, что она отшвырнёт меня прочь, когда я сдеру с неё старую льняную рубашку, но она лишь задышала глубже, чаруя меня естественными движениями своей груди. Только когда мои губы оказались на её шее, дикарка поняла, что творится неладное, и дёрнулась, пытаясь вырваться, но слишком слабо – я не верю, что такова была вся сила её тела.

Я решил, что, затягивая эту странную «прелюдию», лишь рискую упустить момент, и швырнул её на одеяла, животом вниз. Пленница тут же перевернулась, встречая меня яростным взглядом, но я успел придавить её тело сверху.

– Пусти, – выдохнула она.

Я приподнялся на локтях и улыбнулся.

– Могу пустить, – сказал я. – Пойдёшь к солдатам, и переночуешь у них.

Дкарка затихла. Мне нравилось, что она не лезет на рожон. Но чувство, что она что-то задумала, меня не оставляло. Я прошёлся поцелуями по её груди, пробуя кожу на вкус. Она оказалась солоноватой, но пахла лесом и чем-то странно близким и знакомым. Освободил её от штанов, насколько смог, и, запустив руку пленнице между ног, нащупал вход. Моя дикарка тихо охнула, когда палец проник внутрь.

– Тебя уже брали?

По злому блеску глаз я сделал вывод, что нет.

– Я или солдаты, – напоминание было необходимо, но от этих слов ярость в её глазах разгорелась лишь сильней…

Альдэ

Зачем – так? Я не могла понять. Лунный казался таким… Таким родным. Будто я вернулась домой. Я не сразу поняла, зачем он трогает меня, хоть и догадывалась, что такие прикосновения могут означать. Когда его губы коснулись шеи, меня прошило огнём. Я дёрнулась. Может, этим я обидела его? Руки исчезли. Исчезло тепло костра, сменившись жаром лесного пожара. Я оказалась на шкурах и едва успела перевернуться к нему лицом. Он действовал теперь резко и быстро, но это я могла стерпеть. Хуже были угрозы, слетавшие с его губ.

– Зачем? – выдохнула я, когда они прозвучали второй раз, но лунный ничего не ответил, продолжая покрывать жадными поцелуями мою грудь.

Хотела я этого? Да. Моё тело желало его, но я понимала, что он не собирается заботиться обо мне. Пальцы лунного уже были во мне. Страшно. Я не боюсь волков и медведей, а от того, что делали эти пальцы, мне стало страшно. Я поняла, что назад пути не будет.

Потом пальцы сменились большой и горячей плотью и стало по-настоящему больно. Если бы вернулись руки, согревавшие моё тело, я бы стерпела эту боль. Только бы не быть больше одной. Рук не было. Даже жадные поцелуи прекратились. Он просто пронзал меня насквозь удар за ударом, оставляя мне лишь одну возможность: шептать беспомощное «Зачем?». Лунный излился и откатился в сторону, не глядя на меня и не говоря ни слова. Я отвернулась к стенке шатра, подтянула обратно штаны и замерла, обнимая себя руками и уставившись перед собой.

«Зачем – так?» – крутилось в голове, но ответа не было. Тепло разбилось холодными острыми осколками, которые резали душу тут и там.

Я плохо спала. Удивляться тут нечему – если учесть, что я оказалась в плену, и мой пленитель, чужак из племени, которое могло вызывать во мне только ненависть, спал рядом со мной. Но я не чувствовала злости – не знаю почему, может быть, попросту не могла.

И ещё, наверное, потому, что его лицо я уже видела – в кругах, разбегавшихся по воде. Это было полгода назад. Тогда над лесом ещё стояла весна, и пение птиц без всякого к тому основания заставляло меня думать, что и для меня – изгнанницы – всё ещё впереди. Я спустилась из северных чащоб к Озеру духов – луна и ветер вели меня, и потому я отважилась задать Оракулу вопрос. Я хотела знать: найду ли я когда-нибудь тех, кто примет меня. Тех, кому буду нужна. Тех, кто возьмёт меня с собой. Я приблизилась к говорящему камню и опустила на нагретую солнцем поверхность ладонь, и раньше, чем согласно ритуалу кровь моя коснулась земли, сознание подхватил разноцветный вихрь, и тогда… тогда я увидела его лицо. Контуры его казались вырезанными из китовой кости самой искусной рукой. Кожа была белой, как крылья снежного орла. И на этом лице, принадлежащем, должно быть, духу зимней ночи – настолько оно было прекрасно и холодно – двумя искрящимися звёздами горели глаза.

Я повернулась на бок и посмотрела на чужака, лежащего рядом со мной. Он походил как две капли воды на того, кого мне показала священная вода. Но он был живым, и я не знала – плохо это или хорошо. Он был вовсе не тем, кому я хотела бы служить. И всё же… он был рядом со мной. И он был готов принять меня. Оракул сказал: будущее твоё за рекой – и я пошла. Не знаю, отважилась бы я когда-нибудь покинуть свой лес, если бы не этот странный ответ. Впрочем, Оракулы всегда говорили так, что в советах их было невозможно хоть что-то понять.

Вельд

Было тошно. Тошно от того, что всё произошло как всегда. От того, что теперь дикарка лежала, свернувшись больным животным, и смотрела в стену. Я хотел другого. И меня ни капли не успокоило то, что я смог удовлетворить свою жажду. Было немногим лучше, чем сделать это самому с собой. Куда больше хотелось просто прижать напряженную, гордую даже теперь спину к груди и смотреть, как дикарка будет засыпать. Но она была пленницей. Стоило помнить об этом. Она не позволила бы мне взять себя, если бы я проявил слабость. А так я получил самое простое удовольствие из тех, что она могла мне дать. Я положил локоть под голову и попытался уснуть. Нападения я не боялся. Долгие годы в доме Волка приучили меня просыпаться от малейшего шороха.