Дикарь - [5]

Колычев зашел в дом, словно авианосец в гавань, нет, словно айсберг. Высокий, массивный, я бы даже сказал огромный, и хмурый. Окинул меня каким-то напряженным взглядом и, не говоря ни здрасти, ни до свидания, бухнулся на жалобно скрипнувший под его могучим еще телом стул.

— Рассказывай, Максим…

— Что рассказывать, Константин Матвеич? Какие у меня могут быть новости? Сессию вот сдал, на пятый курс перешел, так что, можете через годик подыскивать мне работу в бухгалтерии, все как вы и хотели. Это вы лучше рассказывайте, что новенького, куда на этот раз мотались, и что вас так нервирует?

— Ладно, спрошу по-другому. Как ты объяснишь вот это? — на стол упал полиэтиленовый пакет, в котором что-то глухо зазвенело. Я высыпал его содержимое на столешницу.

— Шприцы. Ну и что?

— Коля, мой водитель, говорит, что это «ханка»…

— Идиот он, этот ваш Коля. Ханка за километр ацетоном воняет. Он бы еще сказал, что это «крокодил». Кофеин это и деклофенат, ну и еще всякое-разное. Вы что, Константин Матвеич, думаете, что я на иглу подсел? Так у меня нижняя голова не работает, а не верхняя, — зло сказал я.

— Хорошо. А как ты объяснишь вот это? — на стол упал очередной пакет с чем-то мягким и легким. А вот тут я растерялся. После того, как я вытряхнул на столешницу содержимое пакета, то мне даже слегка поплохело, на столе лежала одна из моих простыней, вся в крови. — Макс, что это?! Ты что, кого-то убил и расчленил?

— Ага, а потом еще и съел. Это моя кровь, — глухо, как из погреба, услышал я свой голос. — Моя…

— Вот поэтому я и говорю, рассказывай!

— Вы уверены, что вы хотите это знать?

— Уверен, я слово твоим родителям дал, что если с ними что случится, то тебя не оставлю и помогу всем, чем смогу. А я свое слово всегда держу, тем более, что я твоему отцу жизнью обязан!

Вместо того, чтобы что-то говорить, я начал медленно снимать недавно намотанные, бинты. Сначала с шеи, потом с рук, а затем снял и рубашку. Глаза Колычева налились кровью, со скрипом сжались огромные кулаки, а из его горла послышался какой-то хриплый рык.

— Кто?! Кто посмел?! Чего они хотели?! Почему молчал?! Почему не сказал, не позвонил?! Удавлю гнид, собственные кишки жрать заставлю!

— Успокойтесь, Константин Матвеич, вам их не достать…

— Ты знаешь, кто я, ты знаешь, чем я занимаюсь и чем занимался твоя отец?!

— Догадываюсь.

— Догадывается он! Да я этот вшивый городишко за полчаса на уши поставлю!

— Верю. Город вы наш на уши поставите. А зачем? Что это изменит? Я же говорю, до них вы не доберетесь…

— Я ХОЧУ ВСЁ ЗНАТЬ!

— Да зачем оно вам надо?! Потерпите еще пару недель, или все наладится, или… мое завещание у нотариуса, копия в отцовском сейфе, код вы знаете. — Из могучего мужика как будто воздух выпустили.

— Максим, неужели все настолько далеко зашло? Ты лучше расскажи, вместе что-нибудь придумаем… денег дадим, сколько захотят, или решим эту проблему более кардинально… ты ведь знаешь, нет человека — нет проблемы.

— Человека? — я невесело усмехнулся и катнул по столу к Колычеву трубку телефона. — Звоните, Константин Матвеич, звоните.

— Кому? Куда? — непонимающе вертел в огромных ручищах сотовый Колычев.

— В психушку. Вы ведь хотите, чтобы я вам ВСЁ рассказал, ну так сначала позвоните и вызовите бригаду, потому как вы мне все равно не поверите, а так хоть долго ждать не придется.

— Это я уже сам буду решать, верить тебе или нет, и если нет, то, что делать дальше, — твердо сказал Колычев. — Рассказывай, всё рассказывай, со всеми подробностями, именами, явками и фамилиями, и с самого начала, — попытался неуклюже пошутить мой собеседник.

— С самого начала… — задумчиво протянул я. — Константин Матвеич, вы помните, месяца через три, после того, как меня выписали из больницы, вы взяли меня на рыбалку? Я отказывался, но вы настояли… Я понимаю, смена обстановки, отрешиться от проблем и воспоминаний и все такое… поверьте, я безгранично вам благодарен за ту поездку, ведь именно тогда все и началось, точнее, именно той ночью, в убогой избушке, в заброшенной деревне… Не знаю, может быть это я не такой как все, может быть место там было какое-то особенное, но той ночью я… ощутил свои ноги и снова смог ходить. — Тут я уловил взгляд Колычева, взгляд все понимающий и жалостливый, поэтому и не смог удержаться. — Что, Константин Матвеич, еще нет желания позвонить в психушку, а то, судя по выражению вашего лица, уже пора?

— Нет, желания позвонить нету, а вот послушать дальше…

— Ну, тогда слушайте… Вот с той самой ночи я и начал ходить, и даже бегать, более того, где-то через месяц один древний старик занялся моим обучением. Ничего особенного, учил распознавать всякие травки, рассказывал какая от какой хвори помогает, потом занялся моим «воспитанием», как он любил повторять, каждый мужчина в первую очередь защитник и воин, а потом уже все остальное.

— Правильный старикан, верные слова говорил. Я бы не отказался с ним пообщаться, — подбадривающе заметил Колычев.

— Нет, не получится, убили его. Жестоко убили, а потом еще и над трупом надругались, он хоть и старый был, а смог нескольких ворогов задавить, да на рогатину поднять…