Дик с 12-й Нижней - [3]

До мистера президента дело не дошло. Полисмен, видно, решил не беспокоить президента. Во всяком случае, он еще минуты две постоял над Диком, потом, так ничего и не сказав, величественно удалился.

Кто знает, может быть, глядя на Дика, он действительно считал, что человеку не следует мешать заниматься делом. Каждый в Нью-Йорке добывает деньги как может и как хочет.

Дик смотрел вслед полисмену, пока толпа пешеходов не скрыла рослую фигуру. Копы попадаются разные. Бывают ничего, добрые. А бывают будто даже и не люди. Так, механизмы какие-то. Он был еще маленьким, когда два великана в синих мундирах молча появились в их доме, молча стали выносить вещи на улицу. Дик плакал, а ма сначала крепилась, но потом не выдержала, дала себе волю. Ох, и досталось полисменам! Как их ма только не называла! И извергами, и бесчувственными истуканами, и еще по-всякому.

Копы делали вид, словно ничего не слышат, только шкаф, в отместку, спустили по лестнице так, что дверцы вывалились и нижний ящик разлетелся на куски. А потом, когда в квартире стало пусто, они сказали матери: «Уходите, миссис», заперли за нею дверь и отдали ключ мистеру Бринку, тому, который и сейчас управляет дюжиной домов на их улице и который даже недели не даст людям отсрочки, если им нечем уплатить за квартиру. Он звонит в полицию, и из полиции приходят копы и делают свое дело.

Словом, Дик вместе с ма остались на тротуаре. Мать села на диван и взяла его на руки.

Под вечер пришел отец. Он ходил по объявлениям, искал работу. Вид у него был совсем убитый. Ничего не сказав, он сел на диван рядом с ма. Но мать сумела его ободрить. «Хелло, Джо! — сказала она. — Ты случайно не принес нам сто тысяч на мелкие расходы?» Отец улыбнулся и погладил ее по плечу. «Ты молодец, Мей! — сказал он. — Как-нибудь выкрутимся…»

Потом Дик и мать пошли ночевать к соседям, а отец остался на улице: кому-то надо было присмотреть за вещами.

На следующий день они пристроили вещи у знакомых и недели полторы ночевали где придется. А потом сняли квартиру — ту, в которой живут сейчас. Деньги на нее одолжили понемножку у всех, у кого только можно было. Ну, а еще немного погодя отец поступил на меховую фабрику, и стало лучше.

Но копов Дик все равно не любит. Он помнит, какие каменные лица были у тех двух, когда они выставляли мать и его на улицу. Полисменов, должно быть, никто не любит. Рыжий Бен, брат рыжего Майка, говорит про них так: «Даже когда люди превратятся в ангелов с крылышками, полисмен все равно останется гнидой». Он ловок на язык, рыжий Бен. Как скажет, так будто гвоздь в стенку вколотит надолго запоминается.

В общем, коп ушел, а Дик продолжал орудовать удочкой, но сначала все неудачно. К чуинггаму прилипали какие-то окурки, щепки…

Пришлось немало повозиться, прежде чем дайм удалось подцепить.

Сунув монету в карман, Дик, очень довольный, отправился домой. Как-никак, он сделал хорошее дело: на двух центах десять заработал. Это куда выгоднее, чем газетами торговать. С газетами сколько побегаешь, пока дайм заработаешь. А тут: пожевал чуинггам, повозился у люка — и пожалуйста: десять центов в кармане! Может быть, стоит, как некоторые делают, специально ходить от решетки к решетке и высматривать, нет ли на дне чего подходящего? Ведь в эти люки люди, он слышал, иногда часы и кольца роняют. А часы бывают разные. Да и кольца тоже. Вдруг, например, какая-нибудь богатая миссис возьмет да потеряет золотые часики с золотой браслеткой или кольцо с большим бриллиантом… А он это возьмет да вытащит…

Размечтавшись о выуживании с помощью чуинггама золотых часов и колец с бриллиантами, Дик поворочался с боку на бок и затих. Сон наконец сморил его.

Глава вторая Утро удач и неудач

Руки сами отмылись

Утром Дик проснулся поздно. Собственно говоря, он бы еще спал, но мать не дала. Она стала трясти его и трясла до тех пор, пока Дик не дрыгнул ногой и не подлез головой под подушку.

— Пресвятой Колумб! — сказала ма. — Этот мальчишка готов до полдня нежиться в кровати! Должно быть, он ждет, чтобы горничная подала ему какао в постель, должно быть, ему кажется, что он молодой Рокфеллер и что у него двести тысяч в жилетном кармане.

Пока мать вспоминала Колумба и говорила о горничной и какао, Дик делал вид, что спит. Ему до смерти не хотелось подниматься. Но услышав про миллионера Рокфеллера и жилетный карман, он быстро высунул из-под подушки всклокоченную голову. Ма попала в самую точку: двести тысяч — не двести тысяч, но кое-какие денежки у него завелись. Не узнала ли о них ма? Не выпала ли монета?

Дик протянул руку за брюками. Он делал вид, будто собирается одеться, а на самом деле проверил карманы. Нет, все в порядке, дайм на месте.

После этого между ним и матерью произошла короткая горячая схватка. Дик сделал попытку снова юркнуть в кровать, но мать бесцеремонно сдернула одеяло и беззлобно шлепнула его пониже спины.

Нехотя и мрачно натягивая на ноги носки, Дик слушал наставления матери:

— Я ухожу, слышишь? Сегодня мне на работу раньше нужно. А ты прибери постель и покорми Бетси. Она скоро проснется. Каша в кастрюле — разогрей. Потом молока ей дашь. Сам тоже позавтракай: есть хлеб, есть джем. Да умойся и зубы почисть. Ты что-то стал забывать об этом.