Дихроя. Дневники тибетских странствий - [16]

Мысли, прежде спутанные в клубок, расползаются, чтобы снова слиться в единый стройный поток, но даже ясности ума, которую дарит чудесный отвар, недостаточно, чтобы отгадать загадку прорицателя.

«Дихроя… Что же ты такое?»

Когда Цыбиков набрался смелости и спросил о странном слове Ешея, тот наморщил лоб.

– Что-то такое знакомое, Гомбожаб… но не могу вспомнить. Надо у местных будет поспрашивать. А где ты его услышал?

– Лон-бо-чойчжон его упоминал в разговоре со мной, – нехотя ответил Цыбиков.

– А о чем вы говорили, Гомбожаб? – удивился Ешей.

Гомбожаб на пару мгновений украдкой закусил нижнюю губу. Рассказывать о предсказаниях прорицателя – про обещанную славную жизнь и славную смерть – не хотелось: как отреагирует на подобные слова Ешей? Он, судя по всему, неглуп, и у него обязательно возникнет вполне резонный вопрос – с чего это вдруг бурятскому паломнику пророчить подобное? Отчего именно ему выпадет такая честь?

«Чем меньше каких-то сомнений на мой счет, тем лучше», – решил про себя Цыбиков и, кашлянув в кулак, ответил:

– Он просто расспрашивал о нашей поездке, спрашивал, видел ли я дихрою. Я сказал, что нет, спросил, что это, но Лон-бо-чойчжон не ответил, улыбнулся и ушел.

Услышав это, Ешей огляделся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, сказал вполголоса:

– Да, Гомбожаб, странный очень был этот Лон-бо-чойчжон. Может быть, и слово это он выдумал?

– Может, и так, – не стал упираться Цыбиков.

Раз Ешей считает прорицателя из Гумбума редкостным чудаком, пусть так оно и остается.

Засим их разговор был окончен.

И вот – время нового привала. Цыбиков пьет чай и размышляет о Лхасе, пытается представить себе этот город в мельчайших деталях, хотя знает о нем лишь чуть – извечная проблема необузданной фантазии. Впрочем, Гомбожабу хватило бы и этого; если бы не шпионская миссия, он бы никогда не решился на этот долгий изнурительный поход.

Взгляд востоковеда, бесцельно блуждающий по комнате, точно усталый путник в поисках ночлега, остановился на молитвенном барабане. Он сослужил ему прекрасную службу в Лабранге, но впереди было еще много испытаний.

«Ах, если кому-то из тибетских солдат придет в голову заглянуть внутрь и обнаружить скрывающийся там секрет!.. По сути, вся моя жизнь заключена внутри этого барабана… Впрочем, есть масса других способов умереть на пути в Лхасу, так что переживать из-за одного лишь фотоаппарата как минимум – глупо, а как максимум – самонадеянно.

Отставив в сторону кружку, Цыбиков оглянулся через плечо и достал из походной сумки книгу Чже Цонкапа «Ступени пути к блаженству». Гомбожабу редко удавалось остаться наедине с самим с собой, ведь в палатке помимо востоковеда жило еще несколько паломников.

«И вот он, долгожданный миг одиночества…»

Цыбиков достал из кармана куртки карандаш, открыл книгу на нужной странице (закладок он не держал – все делал по памяти, на всякий случай) и вывел мелко над строками почтенного Чже Цонкапа:

«Нынешний переход дался тяжело, но мы покрыли большое расстояние и значительно приблизились к нашей главной цели – Лхасе…»

Послышался шорох. Цыбиков резко захлопнул книгу и быстрым отточенным движением убрал ее обратно в сумку, после чего обернулся и увидел, что в палатку вошел Ешей. Лицо гостя показалось востоковеду обеспокоенным.

«Не из-за моей суеты ли?» – мелькнула было мысль, но Гомбожаб тут же ее отмел.

– Что случилось? – осторожно спросил он.

– Дашию нездоровится, – хмуро сообщил вновь прибывший.

Цыбиков нахмурился. Он не питал особой любви к Дашию, но успел привыкнуть к нему за месяцы путешествия и, разумеется, зла точно не желал.

– Что с ним? – спросил востоковед, хмуро глядя на Ешея исподлобья.

– Похоже, дело в высокогорье, воздух тут скупой. Бывает такое со многими, но он чего-то прямо белый весь… Думал, может, захочешь навестить, мало ли что…

Последняя фраза – про «мало ли что» – заставила Цыбикова вздрогнуть. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что столь долгая дорога способна не просто доставить изрядные неудобства путникам, но и лишить жизни кого-то из паломников.

– Да, схожу прямо сейчас, – кивнул Гомбожаб. – Спасибо, что рассказал…

Ешей кивнул и вышел из палатки. Цыбиков глянул в походную кружку – отвара там было уже буквально на пару глотков. Залпом допив остатки, Гомбожаб поднялся и отправился в палатку к Дашию.

Снаружи царила вечерняя прохлада. Согреваемый теплом, которое дарил чудесный отвар, Гомбожаб прошел мимо костра, у которого спали верблюды и грелись дозорные. Пахло похлебкой и подгоревшим варевом. Один из дозорных был занят чисткой револьвера, второй откровенно скучал. Завидев Гомбожаба, он кивнул ему, и востоковед ответил тем же.

«Пока судьба миловала, но мало ли, что может поджидать в ночи…», – бросив взгляд поверх палаток, подумал Гомбожаб.

Сказать по правде, он в детстве дико боялся темноты, и пусть с годами страх немного ослаб, все равно оставалось некоторое беспокойство.

«А здесь, посреди горного плато, мы беззащитны даже для ветра… что уж говорить о дурных людях?»

Чэшой заверял, что местность тут безопасная, однако Ешей, на правах более опытного путешественника, говорил ровно обратное.