Дигитальное перо - [22]

Наверно, Грину бы там понравилось. Но упоминаний о нём или его публикациях я там не нашёл. Конечно, он мог прятаться за псевдонимом. Беглый просмотр небольшого количества фотографий со встреч клуба, тоже ничего не дал. Но Энжелу я там действительно нашёл. Никакой особенной конфиденциальности она не использовала. Открыто представляла свои поэмы на суд людской и, если верить сайту, писала до сих пор. Я не очень разбираюсь в стихах, но то, что успел прочесть было эмоционально, несколько сумбурно, но может так оно и должно было быть. К её творчеству там относились благосклонно и ждали от неё новых произведений, её эта оценка не очень-то волновала, но, тем не менее, писала она, не прекращая. Личность она была творческая – это было ясно, как день. Такая же неутомимая одержимость к творению была и у Грина. В его публикациях в университетских журналах чувствовалась какая-то глубина к выбранной теме. Творение, прежде всего, выражалось в том, чтобы шире и объёмней осветить заданный вопрос. Всегда чувствовалось, что места в статье для этого не хватает. И так оно и было. Статьи им писались, как обязательный атрибут какого-то гуманитарного исследования. И вот в ходе самого исследования Грин не задавал себе никаких границ для творческой мысли. Мне кажется, порой у его коллег вставали волосы дыбом от его неординарных идей и чересчур кардинальных способов решения. Причём области его внимания были самыми разными: история, философия, лингвистика. Я сам уже стал запутываться на кого учится и кем работает Грин. По-моему, он перепосетил все факультеты своего гуманитарного универа. Но везде были рады с ним работать. И самое главное работа давала результаты. Он пару лет назад ещё и музыкой увлёкся. Тёмная история, которая для нас закончилась свадьбой с его гитарой, с мальчишником и последующим путешествием молодых. Если он так и не додумался повесить её над кроватью, то, скорее всего, и сейчас спит с ней. В его данных слово “творческий” можно было писать вместо национальности.

Другими словами, путь Грина мог легко пересечься с “творением”, а там легко и с Энжелой. Хотя, конечно, клуб не единственная такая возможность. А Энжела хотела знать подробности нашей группы. И зачем мы её открыли? Хм… Да, тогда это был понт! Своя нашивка, которая другим ничего не говорит. Некий особый статус в “Оладье”. Перед другими такими же загадочными личностями. Самовыражение, так, наверно. Откуда могла Энжела самостоятельно узнать о нас, выяснить не удастся. Но если, познакомившись с Грином, увидела его нашивку, то вполне понятен мотив её любопытства. Это, скорее всего, объясняет её встречу со мной. Грин, видимо, ничего не сказал, вот она и совершила, так сказать, обходной манёвр. Правда, есть вопрос, почему, если Грин не сказал, должен был сказать я? Что-то тут необъяснимое, но, пожалуй, хватит о них. Время близится к обеду, а я так и не позавтракал. Надо ещё об Альбине подумать, вот и совместим приятное с приятным, как бы там это не звучало.

Еды у меня не было и надо было идти в кафетерий. Я наскоро оделся в свою вчерашнюю обычную одежду, через голову накинул свою сумку с лэпом и всем прочим и, на всякий случай, надел очки. Хотелось скрыть от окружающих свой задумчивый вид, иногда, по неизвестной мне причине, это их раздражало. Время до семинара оставалось не так уж много.

Я вышел в коридор. Вдалеке стояла компания человек в пять и над чем-то громко смеялась. В метрах трёх от двери на полу сидел молоденький студент. Я и сам-то не очень взрослый, если уж на то пошло, чтоб так судить, но этот выглядел именно так, даже для меня. Не смотря на сидячую позу, было видно, что роста он небольшого, худенький, с тонкими чертами лица, на котором толком ещё не обозначились даже первые усы. Китель на его миниатюрном теле висел мешковато, рукава в обхвате были явно велики и, видимо по этой причине, были закатаны до локтя. Слева виднелись какие-то значки, правое плечо украшал шеврон второго курса. Недлинные волосы были взъерошены, глаза были уставшими, а щеки бледны. Он с обеспокоенным видом строчил в лэптопе, весь его вид говорил о том, что всю ночь он не спал и из чата не выходил.

Во мне он не вызвал никаких подозрений, хоть такая мысль и промелькнула. Он никак не отреагировал на моё появление. Он был весь там, в переписке. Или в написании. Я не видел, что на экране. Я наверно простоял над ним с полминуты, пока он обратил на меня внимание. Подняв глаза и пробежавшись снизу вверх взглядом, он так его и не заострил ни на чём. Всё его существование было сейчас не здесь, а уходило, если верить взгляду, сквозь меня, через окно позади, куда-то за горизонт. Он опять вернулся к экрану и, потрепав себя по голове, что-то ещё написал. Я присел на корточки перед ним.

– Компанию мне не составишь на обеде? – спросил я без приветствия.

– Что простите? – опомнился он через секунду.

– Привет, говорю, – улыбнулся я, – есть хочешь? Приглашаю, пошли, если есть желание.

Он улыбнулся в ответ:

– Пошли!

В Парнасе в среде студентов и даже преподавателей есть такое понятие переросшее уже в местную традицию. Это “брудерброд”. “Пригласить на брудерброд” означает безвозмездно пригласить к своему столу любого из доступных окружающих. Получивший приглашение не обязан был ждать кулинарного изобилия. На глаз можно определить – напоят тебя просто чаем или угостят комплексом. Просто, как понятно из названия, по-дружески зовут перекусить. Звали, конечно, но не всех и не всегда. Умудрённые корифеи при определённых талантах умели этим даже воспользоваться целенаправленно. Но вся суть оставалась прежней: если ты богат для обеда, одинок по стечению обстоятельств и жаждешь недолгого общения – пригласи, на кого глаз упадёт, и, может быть, получишь отличного собеседника. Думаю, половина амурных знакомств начиналась в Парнасе именно так. И это при том, что общение со стороны приглашённого, также как и соглашение, не было обязательным. Просто отдавая дань традиции, званый гость отвечал словом на такой жест. Хотя с некоторой долей вероятности, мог попасться и молчун, но обычно такие люди отказывались от приглашения. Преподаватели, в основном сами бывшие студенты, не забывали о прошлом и точно также звали друг друга за стол, но, видимо из-за обретённого склада ума, разговаривали уже не о чём попало, а умышленно брали к блюдам и напиткам какую-то определённую тему для разговора.