Диета для камикадзе - [11]

– Нет, Юра, с кухни я уже не таскаю. У человека не должно быть праздника желудка каждый день.

Я слукавила, поскольку продолжаю таскать, но уже не каждый день, а только тогда, когда понимаю, что нет времени или настроения на приготовление еды.

– Наверное, ты права. Мне самому порядком надоели суши и роллы. Иногда мне до чертиков хочется жареной картошки с лучком, как готовила моя мама. Но ее нет. А значит, жареной картошки тоже нет.

– Некому пожарить? Если твои подруги не могут сострадать, пусть хоть картошку пожарят.

– И этого не умеют, – усмехнулся он. – Только одна девушка мне могла пожарить картошку.

– Попроси ее.

– Не могу, – нахмурился Юра. После короткой паузы он добавил: – Мы с ней расстались. Давно и навсегда.

– Я бы тебе пожарила, но, честное слово, уже некогда. Как-нибудь в другой раз. Юра, ты все-таки сходи к Пискунову.

– Пойду, пойду, – пообещал он.

Судя по всему, делать это ему совсем не хотелось. Да и я бы во второй раз не пошла к Аркадию Петровичу. Разговор с ним дался мне нелегко и оставил неприятный садок. Скорей всего, Юра действительно зазевался, следовательно, виноват. Меня смущало одно: слишком уж пострадавший был агрессивно настроен по отношению к виновнику. Я даже поймала себя на мысли, что Аркадий Петрович был рад тому, что так получилось. Хотя чему тут радоваться? Рука сломана, многочисленные ушибы, ссадины. Тут не радоваться надо, а зализывать раны.

Глава 4

Начинало смеркаться. Я торопилась домой и решила, срезав угол, пройти через сквер. Надо сказать, что за этим сквером у нас закрепилась весьма дурная слава. Днем по его дорожкам можно ходить, не опасаясь, а вот поздно вечером или ночью сюда лучше не соваться – это территория трудных подростков. Если бы на улице было совсем темно, я бы, конечно, пошла по освещенной фонарями улице, но поскольку в это время люди еще возвращаются с работы, и много было прогуливающихся пенсионеров, я рискнула.

Седовласый мужчина шел впереди меня, крепко держа за руку хрупкую малышку. Девочке было годика три, не больше, она капризничала и упиралась.

– А я хочу гулять! – верещала юная барышня, вырывая руку. – Деда, пошли обратно!

– Сонечка, а как же мама? – спросил он, не разжимая пальцев, плотно обхвативших ручонку ребенка. – Она скучает. Как же Мурзик? Он тебя заждался. Ты обещала с ним поиграть.

По всей видимости, Сонечка была ответственным ребенком. Повинуясь чувству долга, девочка вздохнула и согласилась:

– Хорошо, пошли. Но кушать я не буду! – предупредила она.

– Чуть-чуть, за Мурзика, – давил дедушка на чувства внучки к коту. – Кашка вкусная. Все котики любят кашку.

Здесь дедушка допустил тактическую ошибку.

– Не буду! Пусть Мурзик сам ест мою кашу, – сообразила Сонечка, каким образом ей отделаться от ненавистной каши.

Голос дедушки показался знакомым. Обгоняя, я повернула голову.

– Владимир Алексеевич, вы ли это? Надо же, а я только о вас подумала!

Я действительно шла и думала о том, как можно помочь Юре. Если бы я знала, как найти Владимира Алексеевича, я бы наверняка ослушалась Аркадия Петровича и позвонила ему. Исходила я из того, что любую болезнь можно побороть, если тебя поддерживают близкие люди. А я почти была уверена, что у Пискунова нет родственников, или же они есть, но очень далеко.

– Вика? Вика Зайцева? – Владимир Алексеевич без труда вспомнил мое имя. – Неужели вы обо мне думали! Вот уж не поверю. Зачем такой юной и красивой девушке понадобился старик?

– Вы так и не помирились с Аркадием Петровичем? – вопросом на вопрос ответила я.

– А чего я с ним должен мириться? – отгораживаясь от приятеля, спросил Владимир Алексеевич. – Я его чем-то оскорбил? – в его голосе явственно слышалась обида. – По-моему, это он на меня набросился! Ну да вы все слышали и видели.

– Да, некрасиво тогда получилось. Может, он и попросит у вас прощения, но только это случится не так скоро, как бы нам того хотелось.

– Это еще почему? – хмыкнул Владимир Алексеевич, не обращая внимания на то, с какой грустью я это сказала. – Гордость не позволяет? Так ведь он не девица. Взрослый мужик. Надо уметь признавать свои ошибки.

– Дело не в том, – вздохнула я. – В больнице он. Его машина сбила.

– Что? Что вы сказали?! Его сбила машина? Он жив? – разволновался Владимир Алексеевич. – Господи, да не молчите!

– Жив-жив. Он сейчас в больнице, в травматологическом отделении. Его жизни ничто не угрожает, – успокоила я его. – А сбили его в пятницу, практически рядом с «Тремя самураями».

– В пятницу? – переспросил он. – Но ведь и я тогда сразу ушел, ну, может быть, с разницей в пять-десять минут. Простите за интимную подробность, в туалет зашел. Я не видел перед входом никакого столпотворения, как это обычно бывает при авариях.

Мне этот факт не показался странным. Ведь и мы не сразу узнали об аварии. Перед входом, правда, не было толпы. Но дело в том, что Юра никогда не оставляет машину на стоянке перед рестораном, а паркуется на другой стороне улицы, поскольку наше начальство запрещает сотрудникам оставлять машины на стоянке для посетителей. Наверное, это и правильно: больше места для автомобилей клиентов.

– Авария случилась в ста метрах от ресторана, – пояснила я Владимиру Алексеевичу. – Рядом с универмагом. Там всегда полно и машин, и пешеходов. Мне трудно сказать, кто виноват в аварии. Может, водитель зазевался, или же Аркадий Петрович задумался.