Диармайд. Зимняя сказка - [51]

Теперь Дара не то что могла вернуться в тот фригидный город, который ей до смерти надоел, – она обязана была туда вернуться, потому что лишь там была застрахована от опасных приключений. Старая Буи вывернула гейс Фердиада наизнанку, и Дара опять могла заниматься целительством.

Когда Эмер, уложив ее на постель, вызвала в ее теле жар, прогрела ее насквозь и отсекла напрочь грозящее воспаление легких, они полночи толковали об искажении гейса и решили, что все не так уж плохо – могло быть хуже.

– Возможно, Фердиад бывает в Другом Мире и следит за тем, что там происходит, – сказала Эмер. – Если же учесть, что там никогда ничего не происходит, то твой визит – заметное событие.

– Я только не могу понять – почему море было настоящим?

– И я не могу. Очевидно, законы взаимопроникновения сложнее, чем я их понимаю. И я никогда не видела в Другом Мире никакого моря. Лежи, лежи, я подам тебе чай…

– Нет! – Дара протянула руку, сосредоточилась – и кружка, поднявшись в воздух, развернулась ручкой к ее ладони и совершила прыжок.

Однако этот фокус потребовал от Дары больше энергии, чем в былые времена, когда Фердиад обучал ее силой мысли передвигать предметы.

– Баловство это, – неодобрительно заметила Эмер.

– Но я же могу!

– Ну, можешь. И что – нужно немедленно проделать все, что ты опять можешь? Я думаю, Фердиад рано или поздно узнает, что гейс искажен. И неизвестно, что он предпримет. Поэтому хвастаться – незачем! Слышишь? Не-за-чем! Чем позже он узнает – тем лучше. И пусть думает, что для тебя поход в Другой Мир – дело такое же несложное, как поход в булочную да хлебом, будничное дело, о котором и говорить-то лишний раз незачем.

– Он будет в восторге!

– Вот именно!

– Но есть одна загвоздка… – тут Эмер помолчала. – Ты вернула себе не только свои права, но и обязанности. Я боюсь за твоих крестниц, Дара. За Изору и Сану. Ты их впутала в эту историю…

– Я?! Я понятия не имею, что там у них произошло! Когда я увидела их всех троих в номере Фердиада, я понимала только одно – они мне сейчас мешают. А потом, в машине, они так нудно ругались, что я велела им всем заткнуться. Не до них было.

– Третья – дочь Изоры?

– Да, Александра. Силы у нее будет побольше, чем у мамы. Изора даже не допускает, чтобы она отрастила длинные волосы.

– И ей восемнадцать лет?

– Кажется, да. Или даже девятнадцать.

– Не нравится мне это.

Дара была так счастлива, стряхнув с себя ненавистный гейс, что предпочла не заметить внезапно помрачневшего лица Эмер.

Она душой уже летела в свой фригидный город, где свила вполне уютное гнездышко, завоевала репутацию, зарабатывала хорошие деньги. Конечно же, теперь ее жизнь должна быть выстроена чуточку иначе. Тот, с кем она была раньше, ее больше не устраивал – следовало найти другого. И, возможно, других.

Дара никогда не осуждала Сану за ее неразборчивость, теперь точно так же отнеслась к себе самой. Если в ее возрасте без постели тяжко, так пусть она будет, постель! Но такая, чтобы нарушением гейса и не пахло!

И фригидный город больше всего этой задаче соответствовал.

Утром Эмер собрала ее в дорогу, договорилась с соседом, и тот подбросил Дару до аэропорта. Девочка в билетной кассе долго потом не понимала, почему отдала никому не известной женщине заказанный солидным человеком билет.

Дара от радости не могла удержаться – на всем и на всех пробовала силы.

Дома она устроила генеральный смотр своим нарядам, безжалостно выбросила устаревшие, потом взяла кредитную карточку и пошла покупать новые. Она тратила деньги азартно и радостно, зная, что после новогодия непременно объявятся старые клиенты, держась за животы и за головы, а кое-кто и с переломанными конечностями. И деньги возникнут снова.

Дара покупала наряды с умыслом – ей предстояло завести себе нового друга. Такого, который бы знал о ней как можно меньше.

Она долго думала – куда бы деваться в новогоднюю ночь. Было несколько семейных домов, где бы ее охотно приняли. В одном она спасла от смерти ребенка, которого изводила родная бабка. История была банальная – старуха не хотела женитьбы сына, продержала его в холостяках чуть ли не до сорока лет и, окончательно повредившись умом, мстила невестке таким страшным способом. Будь эта старуха с ее бешеной стихийной энергетикой хотя бы на двадцать лет моложе – Дара бы собственноручно доставила ее на Курсы, и высший слой уж сообразил бы, как эту злобную дуру наставить на путь истинный. Но бабке было под семьдесят. Добром с ней сладить оказалось невозможно, и Дара, с ведома невестки, решительно послала ей обратный удар. Старухиному сыну так ничего и не сказали – впрочем, он настолько устал от матери, что смерть не стала для него сильным потрясением.

В другом доме она вернула в семью мужа, редкостного шалопая, не пропускавшего ни одной юбки. Он уж и сам был не рад собственным подвигам, но иначе не мог – кто-то ехидный начитал на него блудное заклятье. Дара отмыла и отчитала эту дрянь – конечно, за хорошее вознаграждение.

За свою работу в третьем доме она не взяла ни копейки – там ее, копейки, и не водилось. Но мать, чьего сына Дара довольно сурово отвадила от спиртного, только что не молилась на Дару.