Диана. Жизнь, любовь, судьба - [7]

Уильям Дидс[9]

Отчаяние, охватившее Диану после ухода матери, вселило в девочку ощущение «жертвы», которое сохранилось в ее душе навсегда. Она возвращалась к этому событию снова и снова – перед телевизионными камерами и диктофонами. Диана всегда жила в мире фантазий и была склонна драматизировать события. В детстве ее считали врушкой. Как-то раз по пути в школу жена местного викария сказала ей в сердцах: «Диана Спенсер, если ты еще хоть раз соврешь, я выставлю тебя из машины». Даже брат Дианы, Чарльз Спенсер, вспоминает, что в детстве сестра часто лгала. Потому-то есть люди, и среди них члены семейства Спенсер, которые не верят, что она была так уж несчастлива. «Думаю, что Диана воспринимала жизнь в мрачных тонах. Реальность была иной. Она была гораздо счастливее, чем представляла это позднее», – говорит одна из ее кузин. Однако, человек, который был близок с Дианой до того, как она начала встречаться с принцем Чарльзом, убежден, что уход матери «оказал на нее очень сильное, трагическое воздействие»[10].

Люди, которые были свидетелями ухода Фрэнсис, прекрасно понимают чувства Дианы и не сомневаются в них. Повариха, которую вскоре после исчезновения Фрэнсис наняла леди Фермой, рассказывает о жизни в Парк-хаусе так: «Этот дом никто бы не назвал счастливым. Лорд Олторп, человек несклонный к веселью, редко проводил время с семьей… Диана была очень тихой, замкнутой девочкой. Дети никогда не плакали [днем], но рыдали по ночам, когда ложились спать». Сосед по Норфолку вспоминает праздник в день рождения своего сына: «Стоял прекрасный июльский денек, и все дети играли в саду – кроме бедной Дианы. Она категорически отказывалась веселиться. С ней приехала молодая няня. Я спросил: „Что нам сделать, чтобы она отправилась играть с другими детьми?“ А та ответила: „Ничего. Это очень печальная девочка“. Все это произошло вскоре после того, как уехала ее мать»[11].

Спустя много лет, в 1992 году, Диана рассказывала обучавшему ее актеру Питеру Сеттелену: «Лет пять назад отец рассказал, что однажды нашел меня у порога дома: „Ты просто сидела там и ничего не говорила. Ты вообще, знаешь ли, никогда ни о чем не говорила“». Диана пребывала в том возрасте, когда необъяснимое исчезновение матери воспринималось особенно болезненно. Старшие сестры, которым было десять и тринадцать лет, отнеслись к этому событию спокойнее. Чарльзу было всего три. По ночам он плакал без мамочки, однако не мог понять и объяснить ее исчезновение из своей жизни, как это сделала Диана.

Не только Диана была шокирована и смущена необъяснимым исчезновением матери. Те же чувства охватили и ее отца. Дома он никогда не говорил об этом. «Отец очень переживал из-за развода, – вспоминает Чарльз Спенсер. – Он целиком ушел в себя, проводил все время в своем кабинете». Имя Фрэнсис в доме не произносилось. Оба бывших супруга страдали в одиночку. «Фрэнсис очень переживала, когда у нее отняли детей», – вспоминает одна из ее подруг[12].

К счастью для Дианы, она не знала о тех отчаянных сражениях, которые развернулись между родителями по поводу условий развода и опеки над детьми. Фрэнсис проиграла на всех фронтах. И немудрено: во время обоих разбирательств по поводу опеки Рут Фермой, как известно, приняла сторону Джонни, а на репутации Фрэнсис к тому же пагубно сказалось то, что миссис Шэнд Кидд привлекла ее в качестве ответчицы в собственном бракоразводном процессе. Когда Фрэнсис заявила о жестокости мужа, Джонни обвинил ее в супружеской неверности. Фрэнсис проиграла и была вынуждена оплатить судебные издержки. Ее публично ославили негодной матерью, «скакалкой» (по имени героини модного романа Нэнси Митфорд «В поисках любви», 1945, «скакавшей» от одного мужчины к другому и бросившей семью) и неверной женой. Развод Олторпов произвел фурор в норфолкском обществе. Все осуждали Фрэнсис за то, что она бросила родных детей.

Диана была не настолько мала, чтобы не замечать любопытных взглядов, которые бросали на них люди, когда они приходили в церковь Сандрингема или когда Рут Фермой брала ее с собой на чай в Кинге-Линн. Хотя в лондонских газетах о разводе почти ничего не писали, весь высший свет Норфолка был в курсе происходящего. Большинство сочувствовало брошенному отцу и детям.

Один из соседей Спенсеров по Норфолку овдовел как раз тогда, когда Олторп разводился. Поскольку у него остались дети, он пригласил экономку и няню, которые прежде работали в Парк-хаусе. «В доме Джонни Олторпа прислуга не задерживалась. Все говорил об ужасной [атмосфере]… о том, как Фрэнсис каждый вечер звонит, когда дети ложатся в постель, и тревожит их. Это был очень, очень несчастливый дом»[13].

Что бы ни испытывала Диана в первый год после ухода матери, со временем ее восприятие неизбежно изменилось. Мэри Кларк, которой отец Дианы в феврале 1971 года поручил присматривать за младшими детьми, вспоминала: «Оглядываясь теперь назад, на годы, проведенные в Парк-хаусе, я понимаю, что мы вели очень свободную и легкую жизнь. Мне запомнились только шутки и смех. Диана была настоящей проказницей»[14].

Первые четырнадцать лет жизни Диана провела в Парк-хаусе – солидном викторианском особняке из красноватого местного камня. В доме были большие окна, крыло для прислуги и конюшни. Отнести Парк-хаус к архитектурным памятникам затруднительно, но всем Спенсерам он очень нравился. Дом был просторен, в каждой большой комнате, в том числе и в детских, имелись камины, игравшие скорее декоративную роль – для отопления в особняке были установлены большие радиаторы в эдвардианском стиле. Входя, гости попадали в просторный холл с большими колоннами. Каменная лестница с коваными перилами вела на второй этаж. По обе стороны от холла располагались большие, светлые комнаты с мраморными каминами, французскими окнами и изящными карнизами. Большой кедр, посаженный в год начала строительства дома, до сих пор высится на газоне перед фасадом. На далеких пастбищах пасся скот, а деревья парка защищали дом от ледяных ветров, которые дули с реки и Северного моря. Из окон открывался вид на зеленые поля и на Сандрингем-парк.