Диалоги - [38]

Шрифт
Интервал

Р о з е н б е р г (тихо). Для врагов рейха у нас один закон. (Оставшись один.) Если где-то в одной точке, в одном пункте… Неужели игра проиграна?

II.12. СЕГОДНЯ И ВЧЕРА

Женское лицо с ищущим взглядом и слезой на щеке на фоне пылающего в огне человеческого мира. И под сводом этого мира — С., свидетель, современник, двойник всем живущим.

Появляется  К у р м а ш.


К у р м а ш. Кто же предал? Впрочем, это уже неважно. Знакомый священник тюрьмы только что сказал, что завтра в полдень нас обезглавят. Завтра в это время уже не будет нас… В последний раз я проверяю себя. Моя совесть спокойна, в душе тишина… Но в чем был просчет? В чем?


На том же месте  П о э т.


О н. Быть может, я в чем-то виноват? Что-то не увидел? Не было ли в нашей концепции слабости? Не в отношении к родине, а в смысле организации… Хотя срок жизни любой подпольной группы короток. Каждый день тысячи и тысячи людей гибнут, уносимые шквалом. Прости меня, мой брат, убитый в Пиотрокуве. Тебя убили, возможно, потому, что я не поверил в тебя… Мы встретимся с тобой завтра. И поверим друг в друга. И протянем друг другу руки. Что сильнее? Слово или стена? Пробьют ли эту стену мои стихи?.. До завтра еще много времени. Достаточно, чтобы подготовиться. Сейчас, на краю жизни, я скорее склонен смотреть на себя как на лист, оторвавшийся от ветки. Он падает с дерева на землю, чтобы удобрить почву. Утешительна мысль, что качество почвы зависит от качества листьев.


Высвечивается  т р е т и й  ч е л о в е к.


Б а т т а л. Надо думать, что на этот раз дело серьезно. Унтер предложил папироску. Маленький штришок — папироса смертника. Он роздал папиросы и другим одиннадцати приговоренным. Обычно он относится к нам совсем иначе. Поэтому можно полагать, что список, который он держал в руке, говорит о многом. Что ж, пусть так. Самое время выкурить последнюю папиросу. И вспомнить все, что было.

С. Последняя папироса… Как особо важных преступников, их судил имперский военный суд. В ту последнюю перед казнью ночь поэт читал «Фауста» Гёте. История потом донесет слова одного священника, бывшего свидетелем их последней минуты: «Они умерли с улыбкой». С улыбкой, говорю я с недоумением самому себе.


Хохот и смех заглушают слова С. Смех ребенка и хохот взрослого. Маленький человечек — то сын Палача, П а л а ч о н о к — пухлый, розовый, забавляется с игрушечной гильотиной. В руках у него мышь.


П а л а ч. Вот так. Молодец. Еще.

П а л а ч о н о к. А марку?

П а л а ч. Марки я дам тебе потом. Сразу за всех.

П а л а ч о н о к. Тебе платят по тридцать марок, а ты мне даешь только по одной.

П а л а ч. Я отрезаю головы людям, а ты еще пока мышам.

П а л а ч о н о к. Я тоже хочу отрезать людские головы!

П а л а ч. Все придет, сынок. Наше дело божье. Все будет.

П а л а ч о н о к. А завтра мы кого будем казнить? Сегодня двенадцать человек казнили, а завтра?

П а л а ч. Не все ли равно. Шеи, сынок, у всех одинаковы. У всех.

П а л а ч о н о к. Почему ты морщишься? Проглотил что-нибудь?

П а л а ч (подергиваясь в нервном тике, безумно). Они мне все улыбались! Улыбались! (Безумный хохот.)


В стороне, на отшибе — л ю д и, п р о д а в ш и е  с о в е с т ь.


Я м а л у т д и н о в. Жить. Я хочу жить! Я никому не делал ничего… Я делал только то, что меня заставляли делать.

С. Ты не будешь жить. Тебя найдут все равно, хотя ты и перекрасишься десятки раз.

Х и с а м о в. Да, это он предал всех! Он! На мою долю выпало горькое счастье работать в подполье с такими людьми, как Джалиль, Баттал, и он, именно он выдал всех нас. Он!

С. Он был не один, к сожалению. Были и такие, кто, предав, потом десятилетия примазывался к чужой посмертной славе, выдавал себя за подпольщика, ходил в героях, писал воспоминания-фальшивки!

Х и с а м о в. Это ложь! Я прошел проверку.

С. У меня свое следствие… (Увидев бредущую женщину.) Свое следствие в этом мире.


В е ч н а я  ж е н щ и н а, мать всего человечества, бредет по земле. Кого она ищет уже целую вечность? Кого зовет?


В е ч н а я Д и л ь б а р.

Дильбар поет — она рубашку шьет,
Серебряной иглой рубашку шьет.
Куда там песня? — ветер не дойдет
Туда, где милый ту рубашку ждет.
Атласом оторочен воротник,
И позумент на рукавах, как жар…

(Оборвав себя.) Столько дорог… Тысячи километров, тысячи тысяч… Где же ты? Куда ты ушел?

С. Спроси у этих!


Но людей, продавших совесть, уже нет.


С л е п е ц (с шапкой на коленях).

Пусть я лежу в крови, в пыли,
Пусть я дышу едва.
Но сила матери-земли
В душе моей жива.
Прошел сквозь гром, сквозь едкий дым,
Сквозь чуждые края.
Из этой тьмы вернет живым
Меня любовь твоя!

В е ч н а я Д и л ь б а р. Кто это? Ты? Это твоя песня! Ты жив?!

С л е п е ц. Ты меня путаешь с кем-то, мать.

В е ч н а я Д и л ь б а р. А где тот, кто написал слова твоей песни?

С л е п е ц. Ее поют все. Лучше подай хлеба, и я спою тебе еще.

В е ч н а я Д и л ь б а р. У меня нет хлеба. Вот возьми рубашку. В ней ты будешь бессмертным.

С л е п е ц. Спасибо, мать. Видать, и тебя тронула война. (Поет.)

Прошел сквозь гром, сквозь едкий дым,
Сквозь чуждые края…

В е ч н а я Д и л ь б а р. Ты жив, я знаю. Знаю, милый… Но как мне найти тебя? (Оглядывается.)


Еще от автора Диас Назихович Валеев
Слава - солнце мертвых

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.