Диалоги - [137]

Шрифт
Интервал

Ценности второго рода возникают только при наличии объектов, их признающих (не обязательно это признание является сознательным, достаточно существование системы реакций, определяющих закономерности «поведения»). Инструментальные же ценности как бы объективны, поскольку они напрямую зависят от свойств материального мира. Ценность железа в качестве строительного материала для строительства мостов была уже задана по физическим параметрам в те времена, когда людей на Земле не было. В таком случае можно принять, что мы не создаем эти ценности, а только открываем их в окружающем мире в соответствии с объемом наших научно-технических знаний. Это знание также обладает инструментальной ценностью, потому что и ее мы не создаем установлениями, но «экстрагируем» из Природы. Возникает вопрос, имеем ли мы право реально утверждать, что инструментальные ценности существуют в отсутствие каких бы то ни было гомеостатов?

Лучше сказать, что в это время их нет, потому что нет никаких целей, к каким бы стремился кто-либо (или что-либо); ведь эти ценности характеризуют степень пригодности неких средств для достижения какого-то определенного состояния. Хотя и не совсем верно утверждать, что инструментальные ценности железа как строительного материала мостов были определены в планетарное отсутствие людей – самими физическими параметрами железа, однако следует отдавать себе отчет в том, что без доработки существенными определениями такой метод формулировки легко может привести к уже неправомерному отождествлению существующего в быту статуса инструментальных ценностей и статуса материальных объектов.

Это следует из конкретных обстоятельств, присутствие которых необходимо в ситуациях аксиологического измерения для того, чтобы это измерение обрело эмпирический смысл (чтобы его возможно было проверить интерсубъективно, как любой обычный опыт). Инструментальная ценность – это пригодность для чего-то, и именно поэтому ее тем легче измерить, чем точнее мы определим, чему должен служить оцениваемый объект или поступок. Некоторые продукты технологии обладают как бы «встроенной в себя» целью, как мост или фотоаппарат; в общем мы можем сказать, что системы с единственной функцией легче оценивать однозначно, чем системы со многими функциями. Чем больше разнообразных функций может выполнять объект, тем труднее однозначно установить его инструментальную ценность без учета «целевых» ограничений. Если же мы какой-то объект вообще не рассматриваем в качестве служебного по отношению к неким целям, то тогда это значит, что или его инструментальная ценность неизмерима как бесконечно огромная (и она становится ценностью второго рода), или же что она нулевая. Звезда для нас не обладает никакой инструментальной ценностью, поскольку не служит ничему, но она имеет ценность путеводителя для моряка. Человек же, не обладающий «встроенными целями» и имеющий возможность «все делать», то есть ориентировать себя на любые цели, тоже неподвластен инструментальной аксиологии. Если в таком случае я говорю, что инструментальная ценность железа такая-то и такая-то, то я подразумеваю принадлежность железа к области технологической практики людей.

«Быть инструментальной ценностью» – это отношение, такое же как «быть возбудителем болезни»; измеримость вместе с осмысленностью в таких названиях определяется вторым членом отношения (ценность – по отношению к чему? возбудитель болезни – у кого?). Люди научились использовать железо в своих целях, но свойства, позволившие это сделать, существовали до их появления; бактерии приспособились к высшим системам, вызывая в них болезни, но они уже обладали свойствами (хоть в какой-то степени), благодаря которым они могут это делать, прежде чем появились высшие организмы.

Таким образом, чем точнее обозначена цель, тем более четко можно определить инструментальную ценность всего, что служит ее достижению – в рамках определенной технологии. Если же мы не устанавливаем этих рамок, на практике может оказаться, что эта цель достижима бесконечным множеством разнообразных технических способов. И поэтому инструментальные ценности всегда соотносимы с какой-то системой.

Инструментальная ценность питания соотносима со всем, что живое; подобная же ценность мяса – с любой мясопоглощающей системой. Об инструментальных ценностях пока достаточно.

Ценности второго рода отличаются тем, что появляются только тогда, когда их кто-то признает. Потому что надо признавать отрицательную ценность табу, то есть быть соответственно информированным, для того чтобы съеденное козлиное мясо могло вызвать шок. Если результаты того, что познается, заносятся в систему адаптационных механизмов организма, то есть участвуют в повышении его выживаемости (видовой или индивидуальной), то тем самым ценность становится инструментальной. Но если эти результаты излишни по отношению ко всему меню гомеостатических функций – и при этом не представляют собой чисто случайной совокупности – мы приходим к выводу, что организм в своем поведении обнаруживает присутствие (через предпочтения) ценностей второго вида. Смешение ценностей обоих видов в «behaviour» может быть таким, что четкое разграничение «компетенций» на практике оказывается невозможным. (Следует добавить, что мы вовсе не обязаны знать, что организм воспринимает в субъективном смысле; мы его в этом случае рассматриваем как черный ящик и ищем корреляции для соответствия между суммой импульсов на входе и суммой реакций на выходе.) Ценности второго вида либо обнаруживаются на основании расчетов (сумма информации, применимой в процессе, а также информации, в смысле адаптации бесполезной, но, однако же, систематически организмом различаемой, – это будет общий итог перерабатывающей информацию работы системы), либо основываются на нашем типично семантическом понимании (без такого понимания мы не смогли бы обнаружить связи между смертью африканца, который съел неотравленное мясо, и табуированной ценностью этого мяса).


Еще от автора Станислав Лем
Солярис

Роман "Солярис" был в основном написан летом 1959 года; закончен после годичного перерыва, в июне 1960. Книга вышла в свет в 1961 г. - Lem S. Solaris. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Oborony Narodowej, 1961.


Непобедимый

Крейсер «Непобедимый» совершает посадку на пустынную и ничем не примечательную планету Регис III. Жизнь существует только в океане, по неизвестной людям причине так и не выбравшись на сушу… Целью экспедиции является выяснение обстоятельств исчезновение звездолета год назад на этой планете, который не вышел на связь несколько часов спустя после посадки. Экспедиция обнаруживает, что на планете существует особая жизнь, рожденная эволюцией инопланетных машин, миллионы лет назад волей судьбы оказавшихся на этой планете.


Фиаско

«Фиаско» – последний роман Станислава Лема, после которого великий фантаст перестал писать художественную прозу и полностью посвятил себя философии и литературной критике.Роман, в котором под увлекательным сюжетом о первом контакте звездолетчиков&землян с обитателями таинственной планеты Квинта скрывается глубокая и пессимистичная философская притча о человечестве, зараженном ксенофобией и одержимым идеей найти во Вселенной своего идеального двойника.


Эдем

Крылатая фраза Станислава Лема «Среди звезд нас ждет Неизвестное» нашла художественное воплощение в самых значительных романах писателя 1960 годов, где представлены различные варианты контакта с иными, абсолютно непохожими на земную, космическими цивилизациями. Лем сумел зримо представить необычные образцы внеземной разумной жизни, в «Эдеме» - это жертвы неудачной попытки биологической реконструкции.


Астронавты

Первая научно-фантастическая книга Станислава Лема, опубликованная в 1951 году (в переводе на русский — в 1955). Роман посвящён первому космическому полету на Венеру, агрессивные обитатели которой сначала предприняли неудачную попытку вторжения на Землю (взрыв «Тунгусского метеорита»), а затем самоистребились в ядерной войне, оставив после себя бессмысленно функционирующую «автоматическую цивилизацию». Несмотря на некоторый схематизм и перегруженность научными «обоснованиями», роман сыграл в развитии польской фантастики роль, аналогичную роли «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова в советской литературе.


Друг

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Репрессивная толерантность

Эссе одного из наиболее известных философов-марксистов «франкфуртской школы» об обманчивости современной толерантности, которая стала использоваться для завуалированного подавления меньшинств вопреки своей изначальной сущности — дать возможность меньшинствам быть услышанными.


Восстание масс

Испанский философ Хосе Ортега-н-Гассет (1883–1955) — один из самых прозорливых европейских мыслителей XX века; его идеи, при жизни недооцененные, с годами становятся все жизненнее и насущнее. Ортега-и-Гассет не навязывал мысли, а будил их; большая часть его философского наследия — это скорее художественные очерки, где философия растворена, как кислород, в воздухе и воде. Они обращены не к эрудитам, а к думающему человеку, и требуют от него не соглашаться, а спорить и думать. Темы — культура и одичание, земля и нация, самобытность и всеобщность и т. д. — не только не устарели с ростом стандартизации жизни, но стали лишь острее и болезненнее.


Капитализм и шизофрения. Книга 1. Анти-Эдип

«Анти-Эдип» — первая книга из дилогии авторов «Капитализм и шизофрения» — ключевая работа не только для самого Ж. Делёза, последнего великого философа, но и для всей философии второй половины XX — начала нынешнего века. Это последнее философское сочинение, которое можно поставить в один ряд с «Метафизикой» Аристотеля, «Государством» Платона, «Суммой теологии» Ф. Аквинского, «Рассуждениями о методе» Р. Декарта, «Критикой чистого разума» И. Канта, «Феноменологией духа» Г. В. Ф. Гегеля, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Бытием и временем» М.


Сумерки идолов. Ecce Homo

Фридрих Ницше — имя, в литературе и философии безусловно яркое и — столь же безусловно — спорное. Потому ли, что прежде всего неясно, к чему — к литературе или философии вообще — относится творческое наследие этого человека? Потому ли, что в общем-то до сих пор не вполне ясно, принадлежат ли работы Ницше перу гения, безумца — или ГЕНИАЛЬНОГО БЕЗУМЦА? Ясно одно — мысль Ницше, парадоксальная, резкая, своенравная, по-прежнему способна вызывать восторг — или острое раздражение. А это значит, что СТАРЕНИЮ ОНА НЕПОДВЛАСТНА…