Диалоги - [2]

Тогда, естественно, и без вспышки!

О! Конечно же, без вспышки. Не она освещает жизнь. Я никогда ею не пользуюсь, не хочу её использовать. Останемся в реальности, останемся в подлинности! Потому что подлинность – это, без сомнения, самая великая из добродетелей Фотографии.

Когда появились ваши первые изображения, первые выставки в Мехико в 1934 году с [Мануэлем] Альваресом Браво, в Нью-Йорке в 1935 году с Уолкером Эвансом, было произнесено характеризующее их – настолько в них доминировали дух, жизнь, движение – слово «антиграфика»; я никогда не понимал этого термина в приложении к вашим работам. «Анти-фото-пикториализм» – возможно, но «антиграфика» – нет! Они слишком хороши по композиции, чтобы не быть «графикой». Что вы об этом скажете?

Это чепуха. Невозможно отделить форму от содержания, между ними всегда разыгрываются некие взаимоотношения. Беда многих салонных фотографий, многих пикториалистских фотографий как раз в том, что они часто имеют только красивую форму – но такую пустую, такую плоскую…

Кувшин без воды…

Да, но суть – такая важная – как раз для того, чтобы её не умаляла, не разрушала плохая форма, должна присутствовать графически. Совершенное (и, естественно, инстинктивное) единство формы и сути – вот в чём…

…суть вопроса! Браво! Впрочем, всякому мало-мальски понимающему человеку достаточно взглянуть на ваши изображения, чтобы понять, что они удивительно выстроены и в плане почти геометрических силовых линий, и за счет пропорций. И если я не ошибаюсь, вы принадлежите к числу очень редких фотографов (таковы ещё Уэстон и некоторые другие), запрещающих отрезать что бы то ни было от своих изображений при их воспроизведении. Как вы правы в этой художественной требовательности! И как желательно было бы, чтобы все верстальщики обозрений и журналов потрудились не обрезать запросто работы, так тщательно взвешенные, сбалансированные, где каждая часть, даже самая незначительная, играет определенную роль в составе целого и вносит свой вклад, без которого изображение оказывается искажённым, хромает.

По своей работе я знаю, что вёрстка часто связана с большими ограничениями… Но я знаю также, что иногда наши изображения обрезают просто так, из удовольствия резать. Сам я никогда не обрезаю свои снимки при увеличении, это прямо как дублированные фильмы или хорошенькие девушки, которые бегут менять форму носа, а потом у них на лице не ясно, что откуда взялось. Строить композицию, кадрировать в момент съёмки – вот единственная правда, даже для репортёра. Поверите ли, у меня есть изображения, которые по композиции, по расположению – с точностью до сотой доли секунды – попали в золотое сечение!

А если мы сейчас немного поговорим о технике, дорогой мой Картье? Я знаю, что начинали вы с аппарата Leica: вы до сих пор им пользуетесь? А какой у вас объектив? Какая апертура?

Я никогда не отказывался от Leica. Делал разные попытки, но всегда возвращался к нему. Не скажу, что для других это так. Но для меня камера – именно этот аппарат. Он буквально представляет собой оптическое продолжение моего глаза… Когда я держу его в руках и прижимаю ко лбу, когда переношу взгляд то в одну сторону, то в другую, у меня такое впечатление, что я арбитр на матче, который развертывается передо мной, и я схватываю его атмосферу за сотую долю секунды. Моя техника съемки – это инстинктивная реакция. Естественно, я использую возможности разных объективов, но не вожу их с собой целый сундук: Elmar 50 мм, широкоугольный 35 мм и 85 мм – вот и все мои инструменты, конечно же, и ещё f/1,5 последней модели для ночной работы. Использую их с разной глубиной, диафрагмирую или оставляю совсем открытыми – всё зависит от того, что мне нужно. Люблю, чтобы мои изображения были чёткими, даже острыми… Но это скорее стиль, чем техника… Слишком многие фотографы обращают внимание только на технику и забывают о стиле, а он намного важнее. У меня никогда не было студии. И когда я делаю портрет, я не «ставлю» свою модель, а наблюдаю за ней и снимаю в тот момент, когда проявляется характер.

Вы занимались живописью, не так ли? И кино?

Да. Это одно и то же в трёх разных планах, это для меня… три разные скорости!.. Я работал у [Жана] Ренуара на «Правилах игры» [1939 г.], сделал фильм о военнопленных «Возвращение» [1945 г.]. Но прежде всего я фотограф – фотограф, страстно увлечённый фотографией.

Фотография – это очень трудно Интервью с Ричардом Л. Саймоном (около 1952 г.) [4]

Ричард Л. Саймон[5]: Во вступлении к своему тексту[6]вы рассказываете, что в начале вашей деятельности первым фотоаппаратом был [Kodak] Brownie Box. Сколько вам было лет, когда вы его приобрели?

Анри Картье-Брессон: Лет четырнадцать-пятнадцать.

Вы сразу стали самостоятельно печатать свои фотографии?

Нет, я отдавал их в заведение, которое у вас называется “drugstore”, а у нас – “le marchand de couleurs”, в местную москательную лавку.

И через какое время вы перестали быть довольны результатом?

О, знаете ли, я не был тогда по-настоящему увлечён фотографией. Просто когда у меня появился этот аппарат, я стал брать его с собой на пикники, на каникулы – по таким случаям.