Диалоги кармелиток - [22]

(Все так же отчетливо.) Я думаю, что нечестивому режиму, притязающе­му отменить монашеские обеты, цаша Община, вся целиком, должна ответить торжественным обетом мученичества.

Общее, хотя и сдержанное, одобрение. Две-три пожилые монахини опускают голову. Бланш медленно поднимает глаза и жадно смотрит на мать Марию от Воплощения.

Чтобы во Франции остались священники, дочерям Кармеля больше нечего отдать, кроме своей жизни.

Настоятельница (холодно, после долгого молчания). Вы плохо расслышали меня, мать Мария, или плохо поняли. Не нам решать, появятся или нет со временем наши жалкие имена в требнике. Я не хотела бы уподобиться тем званым, о которых говорится в Евангелии, что они садятся на первое место, хотя может случиться, что Хозяин пира отошлет их на последнее[12].

Почтительное молчание матери Марии. На лицах некоторых молодых монахинь выражается

разочарование и даже досада.

Ну-ну... «Мученичество» — это легко говорится... Но если с нами приклю­чится несчастье...

Мать Мария (словно против воли). Ваше Преподобие не может называть несчастьем:..

Настоятельница. Я придаю этому слову его обычный смысл, я говорю на языке всех людей. Среди великих святых одним смерть была любезна, другим ненавистна, третьи и вовсе от нее бежали. Мой чепец мне свидетель! Если мы станем называть счастьем то, что все люди называют несчастьем, многого ли мы тем добьемся? В добром здравии желать смерти — значит питать свою душу призраком пищи, как тот помешанный, что кормится запахом жаркого.

Какое-то время она наблюдает за монахинями, особенно молодыми, глядя на них поверх очков. Все понурили головы. Взгляд и голос настоятельницы удивительно смягчаются.

Я должна была укрепить вас на ногах, дети мои. Вы уже не держались на земле, вы стали такими легкими, что стоило бы ветерку подуть вам в юбки — и вы бы улетели на небо и затерялись в облаках, как воздушный шар господина Пилатра [13]... А мне мои дочки нужны! Кем бы я была, без них? Старухой невысокого ума и к тому же пустомелей, как вы только что убедились...

Молчание. Обстановка понемногу разряжается.

Мать Мария, Бог мне свидетель, я говорила не о вас. У меня не будет лучшего повода сказать то, что я думаю: вы в тысячу раз достойнее этого сана, чем я. Но пока он на мне, я буду поступать согласно своему разуме­нию и своей натуре. Ибо я полагаю, что у Провидения были свои причины поставить во главе общины при столь тяжелых обстоятельствах такую простую и ничем не замечательную монахиню, как я.

Мать Мария. Вашему Преподобию известно, что для меня нет большей радости, чем держаться одних мыслей с вами.

Настоятельница. Если бы вы были на моем месте, для меня тоже было бы большим счастьем принести этот обет мученичества и принести его под вашим крылом...

Мать Мария. Ваше Преподобие можете быть уверены, что Община вся целиком...

Настоятельница. Не может быть «Общины все0 целиком». В Об­щине всегда есть сильные и слабые, те и другие одинаково необходимы. И, памятуя о тех, кто слаб, я не могу дать вам согласия на то, о чем вы просите.

Две-три монахини невольно бросают взгляд на Бланш и тут же отворачиваются. Голова Бланш незаметно клонится все больше, но сама она как будто этого не сознает. Констанция очень бледна; она негромко произносит несколько слов.

(С нежностью.) Что вы говорите, сестра Констанция? Я охотно дам вам слово. Когда мудрые исчерпали свою мудрость, надо послушать детей.

Сестра Констанция. Ваше Преподобие мне приказывает?

Настоятельница. Да, это приказ.

Сестра Констанция. Я хотела бы попросить прощения у Об­щины. Я из тех слабых, о которых говорит Ваше Преподобие.

Настоятельница. Вы так в этом уверены?

Сестра Констанция. С позволения Вашего Преподобия...

Во время этого диалога Бланш понемногу поднимает голову. Произнося эти последние слова, сестра Констанция встречается взглядом с Бланш де Лафорс. Констанция запинается на мгновение. Чувствуется, что все сострадание к подруге не может заставить ее солгать; она выходит из положения с помощью двусмысленности, значение которой проясняется из ее первой беседы с Бланш в начале фильма. Она еще побледнела, но

полна решимости.

С позволения Вашего Преподобия. Это правда, я не совсем уверена, что боюсь смерти, но я так люблю жизнь! Разве это не одно и то же? ,

Сестра Анна. Сестра Констанция не думает ни слова из того, что говорит...

Сестра Гертруда. Мы возмущены, сестра Констанция!

Сестра Констанция (не подумав). Что мне за дело... (Опомнив­шись, густо краснеет.) Простите меня, сестра моя. Я имела в виду, что, говоря то, что сказала, я была заранее готова к вашему презрению, вот и все.

Настоятельница. Никто здесь и не думает вас презирать, сестра Конс+анция,, наоборот, вы подаете нам пример. (Молчание. Потом говорит с понимающей, почти сообщнической улыбкой.) Но за презрением не стоит гнаться, точно так же как и за мученичеством. Всему свое время.

Сцена IX

Рабочая комната. Несколько монахинь заняты шитьем. Они обсуждают проповедь капеллана.

Сестра Валентина. Никогда не слышала подобной проповеди!

Сестра Алиса. Может быть, это потому, что вы никогда не слышали, как читает проповедь о Страстях священник, которому самому грозит смерть.