Диалектика преследования - [7]

[Лакан 1997: 127]

Отец (Имя Отца, Бог-Отец) по большей части скорее «благословляет» на психоз, понимаемый как подвиг самоотречения, попустительствует психозу и является путеводной звездой психоза. Мать же скорее соблазняет на психоз. Так в истории Иисуса роль Отца была в том, что Иисус опирался на Его фигуру и авторитет в своих идеологических построениях. Мать не играла никакой роли за исключением того эпизода, когда она пришла предъявить свои материнские права, на что ей было отвечено с указанием на учеников: «Вот матерь моя и вот братья мои».

Думается, что, если продолжает иметь смысл деление эндогенных психозов на маниакально-депрессивный и шизофрению (что у меня, вслед за Т. Кроу [Crow 1997], вызывает сомнения, – так же, как и ему, мне кажется, что великая крепелиновская дихотомия отчасти отжила свое – случай нередкий в науке: так отжило свое и соссюровское деление на язык и речь, которым после Хомского никто не пользуется), то, если говорить о бреде преследования, чисто депрессивный (без параноидного компонента) психоз связан скорее с образом матери, так как орально-депрессивный компонент – это безусловно материнский компонент, паранойяльно же параноидный компонент скорее связан с темой отца. Почему? Объяснения могут быть двоякого рода. Паранойя – это болезнь пансемиотизма. А Отец, Имя Отца – это самый первый и главный знак в жизни субъекта, олицетворение Закона, олицетворение самого лакановского Символического. Отец судит и наказывает, как в прозе Кафки, но отец даже наказующий и тянущий на муку, всегда остается с субъектом (ср. «Боже, зачем ты меня покинул?» – но Он и не покинул, как показали дальнейшие события). Мать прежде всего не знак, а живое тело, которое любит и прощает, но которое покидает во время страдания (мать стояла у креста, но Он говорил «жено, что мне до тебя?»).

С другой стороны, гомосексуальные объектные отношения, которые характерны для параноика [Freud 1981], – это скорее, конечно, отношения с однополым отцом. Когда параноик видит во всем знаки преследования, это отцовские знаки. Ревнивцу жена изменяет с другим мужчиной (конечно, с отцом!). Мать же вообще не подает знаков – если только она не соблазняет на инцест. Но материнский знак, приглашающий к инцесту, – это интроективный квазизнак: мать приглашает на самом деле не к удовольствию, она предлагает вернуться обратно в утробу. Таким образом, мать в качестве преследователя стремится уничтожить сына скорее в том смысле, что хочет вернуть его в состояние до рождения, во внутриутробное состояние полного подчинения ей. Отец как преследователь хочет лишить его прежде всего тела (или его главной части – страх кастрации лежит, согласно Фрейду, в основе любого страха [Freud 1981a]), которое возжелало мать, и тем самым ввергнуть в пучину чисто а-семиотического мученья (субъект-шизофреник лишается тела как основного знаконосителя – мучения семантики в чистом виде: шизофрения и есть чистая семантика без знаков).

Таким образом, получается, что шизофрения – это прежде всего отцовский психоз, психоз человека, минувшего не только шизоидно-параноидную позицию и вернувшегося к ней, не преодолев позицию депрессивную, но и минувшего Эдипов комплекс. Маниакально же депрессивный психоз, лишенный паранойяльно-семиотического измерения, весь построенный на чувстве вины и утраты, – это доэдиповский материнский психоз, более примитивный и поэтому более «проходимый». Можно сказать, что при маниакально-депрессивном психозе играет роль только мать, а при шизофреническом мать играет роль приманки, роль главного распорядителя, главного держателя и распределителя знаков, а отец играет роль проводника по психозу.

При этом можно добавить, что наличие задействованности обоих первичных объектов при шизофреническом психозе еще раз подтверждает его универсальность по сравнению, скажем, с маниакально-депрессивным. Здесь могут быть проведены некоторые аналогии между правым и левым полушариями, с одной стороны, и двумя типами психозов, с другой. Правое субдоминантное полушарие можно называть женским полушарием и, соответственно, циркулярным, циклоидным полушарием. Можно предположить, что кречмеровские циклоиды это люди с доминирующим правым полушарием, так называемые синтонные личности (в западной традиции – депрессивные и гипоманиакальные личности [МакВильямс 1998]) – те, у кого практически отсутствует абстрактно-семиотическое понимание мира и господствует конкретно-предметное его восприятие (конкретная семантика и прагматика), которым заведует как раз правое полушарие.

Левое полушарие безусловно может быть названо «аутистическим», в нем господствует абстрактное мышление, синтаксические структуры, наиболее абстрактный концептуальный аппарат, это мужское, «отцовское» доминантное полушарие шизоида. (Получается, что именно шизоид является наиболее фундаментальным человеческим характером, а не «синтонный», – и поэтому якобы самый лучший, «самый человечный», – циклоид, как считает клинически ориентированная характерология, например, М. Е. Бурно.) Соответственно, можно высказать гипотезу, что правополушарный женский, материнский асемиотический психоз, маниакально-депрессивный, противопоставлен отцовскому левополушарному семиотическому психозу, paranoia acuta; при этом шизофренический психоз имеет место при нарушении функций обоих полушарий, при нарушении правильного обмена информацией между ними, что определенным образом соотносится с идеями Бейтсона о неспособности шизофреника воспринимать двойные послания и вообще метасообщения (очевидно, что для этого необходима согласованная работа обоих полушарий).