Диалектика преследования - [3]

В этом рассуждении, помимо его парадоксальности, должно быть некое рациональное зерно. Была ли в наших диссидентах некая паранойяльная жилка? Не будем отрицать очевидного – была. Эта паранойяльность, подозрительность, стремление бороться за правду, проективно притягивала к себе служителей закона. Другими словами, не было бы Пушкина – не было бы Дантеса. Дантес – это объект желания Пушкина. (Здесь нельзя не вспомнить столь любимую психоаналитиками тему зависимости между паранойей и гомосексуализмом: паранойя – присущая субъекту боязнь контроля над собой, то есть боязнь того, что тебя «опустят» [Freud 1981, Ференци 2000 МакВильямс 1998].)

Итак, наш приятель, которого преследуют масоны, – такой же параноик, как Солженицин и Войнович. Во всяком случае, психушка одинаково грозила и им, и ему. И тот факт, что мы-то знаем, что те были нормальные, а этот действительно не в себе, говорит лишь о специфике нашего употребления слова «знать» и всего, что связано с этой проблематикой (см. классическую статью [Малкольм 1987], а также мою «полемику» с Витгенштейном [Витгенштейн 1994, Руднев 1997]).

Можно было бы возразить, что Войновича и Солженицына на самом деле преследовал КГБ. Но этот кажущийся непоколебимым критерий, в соответствии с которым, если параноик утверждает, что жена ему изменяет, а наш приятель – что его преследуют масоны, то это обязательно не соответствует действительности, – не всегда работает. Бывает так, что бред бредом, а реальность реальностью, то есть что жена ревнивца действительно ему изменяет, что эротоман действительно пользуется всеобщей любовью, а пострадавшего от масонов на самом деле преследовали какие-то тайные организации. Бред может возникнуть вообще независимо от реальных событий, а может быть и спровоцирован этими реальными событиями (см. напр. [Куперман, Зислин 2001]).

Здесь мы должны в дальнейшем будем разделять паранойяльный, чисто проективный, и параноидный, экстраективный бред. Фундаментальное их отличие заключается в том, что при паранойяльном бреде имеет место лишь проекция желания субъекта на неких реальных персонажей или некие реальные организации. Условной границей между паранойяльным и параноидным бредом является наличие галлюцинаций (экстраекция) (подробно об экстраекции см. [Руднев 2001]). Если преследователь предстает в образе конкретно зримых бредово-галлюцинаторных угрожающих персонажей или враждебных голосов, то это уже параноидный (или подобный ему, например, алкогольный, во всяком случае постпаранойяльный) персекуторный бред (другим важным его отличием будет возможность отсутствия систематизированности и нелепость и/или фантастичность, паралогичность, психологическая непонятность; предполагается, что классический паранойяльный бред ложен только в своей посылке, а в остальном систематизирован, реалистичен и психологически понятен).

Нас будет интересовать прежде всего второй случай, когда бредовые события настолько серьезны, что речь уже идет не о том, чтобы размышлять, выдумывает человек или нет, а о том, как ему помочь от этого избавиться. Это параноидный персекуторный бред (нас здесь интересует именно преследование) с галлюцинациями, с синдромом Кандинского-Клерамбо, со сделанными мыслями, проницаемостью тела и мозга. Приведем пример из книги Рональда Лэйнга (он относился к психическим больным с наибольшей степенью терпимости и вообще полагал, что шизофреники принадлежат к совершенно особому типу личности и в каком-то смысле гораздо лучше, чем нормальные, – тем ценнее его пример):

У параноика есть особые преследователи. Кто-то действует против него. Существует заговор с целью похитить его мозг. В стене его спальни спрятана некая машина, испускающая излучение, размягчающее мозг, или пропускающая через него во время сна электрические заряды. Личность, которую я описываю, ощущает на данной фазе, что ее преследует самое реальность. Мир – такой, какой он есть, другие люди – такие, какие они есть, представляют собой опасность. Тогда «я» стремится развоплотиться, чтобы переступить пределы этого мира и, таким образом, оказаться в безопасности

[Лэйнг 1995: 78]

В этом примере важны не бредово-галлюцинаторные экстраективные приспособления, которые мы встретим на страницах любого клинического описания бреда преследования (и функция которых проинтерпретирована в работе [Сосланд 2001]). Для нас здесь важна сама эта неопределенность и универсальность преследующей среды. Не масоны, не КГБ, не дворник и управдом, не евреи, не американские шпионы, но весь мир в целом преследует этого человека. Универсальная персекуторная тревога господствует в экстраективном бреде. Образуется какая-то особая персекуторная среда, всё вызывает тревогу у преследуемого. Это очень хорошо показано в работе П. В. Волкова; больная, страдающая параноидным персекуторным бредом идет по улице и фактически все, что она видит и слышит вокруг, воспринимается ею как нечто ей угрожающее и тревожное:

Однажды, после того как Света побывала у меня в гостях, я вышел проводить ее. Как только мы вышли, я почувствовал в ней растерянность. Она, попросив разрешения, взяла меня под руку, и мы пошли бродить по <…> «психотической» улице. Свинцовое небо отражалось в зеркалах луж, кружил осенний лист, сырой ветер неожиданно оскорблял пощечинами, протяжно и надрывно выли электрички. Больная, как несчастный маленький котенок, жалась к моему плечу, и ее растерянность была в унисон с печальной гибелью лета. Но скоро мне стало ясно, что ее состояние не было реакцией на осеннюю уличную тоску – это был страх. Сирена машины заставляла вздрагивать, и она спрашивала, не чувствую ли я, что этот звук относится к нам. Нас обогнал мрачный человек, круто обернулся и пошел дальше. Больная вздрогнула и спросила: «Неужели он мог обернуться просто так?» Рядом быстро проехала черная «Волга». «Почему она так быстро мчалась и почему ехала по улице, по которой так редко ездят автомобили?» – испуганно сказала она. <…> У звука сирены, взгляда мрачного человека, неожиданного появления черной «Волги» как будто были невидимые для меня щупальца, которые проникали в ее тело <…> Мир ее бредового восприятия как бы являл собой ужасного осьминога, безжалостно запустившего свои щупальца в ее душу