Диагноз смерти - [40]
Сначала я решил разобраться, почему это место мне не по душе. Расчленив его на элементы, я объединил их в полки и роты, а потом, мобилизовав всю огневую мощь логики, ударил на них с несокрушимых позиций под канонаду неоспоримых выводов и залпы общего интеллектуального наступления. И вот когда моя мозговая артиллерия подавила сопротивление противника и приблизилась к позициям чистых абстракций, супостат вдруг прервал ретираду, скрытно перестроился в мощную фалангу и, ударив с тыла, взял меня в плен со всеми орудиями и обозом. На меня почему-то накатил страх. Чтобы стряхнуть его путы, я поднялся и пошел по едва заметной заросшей тропке – она вилась по дну ущелья вместо ручья, которым Природа здешние места не снабдила.
Деревья по сторонам тропинки росли самые обычные, примечательные разве что искривленными стволами и причудливо изогнутыми ветвями; ничего сверхъестественного мне в них не виделось. Еще на тропинке валялись камни. Очевидно, они покинули склоны ущелья и скатились на дно, где им было покойнее. Но и в их каменной неподвижности не усматривалось ни намека на неподвижность, свойственную смерти. Вот только тишина была вполне кладбищенская, нарушаемая лишь тихим шепотом ветерка в ветвях.
То, что я искал, никак не связывалось с пьяной болтовней Джо Данфера. Только выйдя на вырубку, где во множестве валялись поваленные деревца, я сообразил, что именно здесь Джо собирался поначалу выстроить свою «хибару». Вывод этот подтверждался еще и тем, что некоторые из деревьев валил явный дилетант: они были подрублены со всех сторон. Правда, остальные валил человек опытный – пеньки имели вид тупого клина.
Вырубка была небольшая, шириной не более тридцати шагов. А сбоку виднелся маленький холмик, густо поросший травой. Его вполне можно было принять за естественное образование, если бы из бурьяна не торчал надгробный камень!
Помнится, я тогда даже не удивился. Я смотрел на свою находку с теми же чувствами, с какими, наверное, Колумб озирал холмы и долины Нового Света. Я не спешил подходить к надгробью, сначала я счел за благо еще раз осмотреть все вокруг. Даже часы достал и завел, хотя обычно делаю это совсем в другое время. И только потом приблизился к камню.
Могила – небольшая и явно давнишняя – была в довольно приличном состоянии, чего я, правду сказать, не ожидал: уж больно дикое было место. А увидев рядом с камнем клумбу садовых цветов, которую недавно кто-то заботливо полил, я даже рот раскрыл от удивления. По некоторым признаком я понял, что надгробный камень долгое время пролежал перед чьим-то порогом. На нем была высечена, точнее сказать, выдолблена, эпитафия такого вот содержания:
А ВИ – КИТАЕЗА.
Возраст никто не знает. Работал у Джо Данфера.
Этот памятник поставлен им на вечную память китаезе. А еще чтоб все эти желтые не больно нахальничали. Черт их всех возьми!
Она Была Славной Девчонкой.
Не могу передать, до какой степени поразила меня эта надпись! Краткая, хотя и достаточно полная характеристика усопшего, циничное признание собственной вины, совершенно неуместная, даже, пожалуй, кощунственная ругань, нелепая путаница с полом покойного, да и весь стиль, точнее сказать, совершенное его отсутствие – все это являло не только скорбь ее автора, но и его безумие. Я решил, что дальше искать не стоит, – наверное, мне не хотелось портить драматический эффект, – тем более, что тайну я в какой-то мере раскрыл. Я повернулся и пошел прочь. И более четырех лет нога моя не ступала на земли этого графства.
II
Тот, кто правит крепкими быками, должен обладать крепким умом.
– Н-но-о… Вперед, Шындя-Брындя!
Так вот поприветствовал меня чудной мужичонка, сидевший на телеге с дровами, которую влекли два быка. Телегу они тянули легко, но при этом изображали несусветное напряжение, что, впрочем, не могло обмануть их господина. Я стоял на обочине дороги, а джентльмен этот смотрел прямо на меня, так что я не сразу понял, к быкам он обращается или ко мне. Я не взялся бы утверждать, что быков зовут Шындя и Брындя, не поручился бы я и за то, что понукает он именно их. Как бы то ни было, никто из нас его не послушался. Мужичонка отвел от меня взгляд, длинной палкой вытянул по спине Шындю и Брындю, а потом сказал негромко, но с чувством: «У-у, чертова шкура!», словно шкура у быков была общая. Поняв, что он пустил мимо ушей мою просьбу подвезти и едет себе мимо, я поставил ногу на спицу колеса, а когда его вращение подняло меня на уровень ступицы, залез без особых церемоний на телегу и вскоре уселся рядом с возницей. Тот, даже не глянув на меня, снова хлестнул своих скотов, добавив увещевание: «Шевелись, дохлятина хренова». Потом владелец повозки, точнее, бывший владелец, поскольку во мне крепло ощущение, что я сей дилижанс захватил, посмотрел на меня странно знакомым взглядом и отложил свой кадуцей, который, противу ожидания, не зацвел и не превратился в змею. Скрестив руки на груди, он спросил с самым мрачным видом:
– Чево ты сделал с Виски?
Я собрался было ответить, что выпил, мол, но вовремя разобрал в вопросе иной смысл. Да и сам мужичонка смотрел на меня куда как серьезно. Не зная, что ответить, я просто промолчал, хотя и понимал, что молчанием своим только усиливаю подозрения и даже, возможно, признаю какую-то вину. Тут на мое лицо упала прохладная тень, и я поднял голову. Мы въехали в ущелье! Мне трудно описать чувства, которые на меня нахлынули – ведь я не бывал здесь уже четыре года, с тех самых пор, как ущелье открыло мне свою тайну. Я чувствовал себя так, будто друг рассказал мне о своем давнем преступлении, а я подло от него сбежал. Мне ясно вспомнился Джо Данфер и его путаные откровения, а еще – могильный камень с невразумительной эпитафией. Мне вдруг захотелось узнать, что с ним сталось, и я спросил об этом своего пленника. Он же, не отводя взгляда от бычьих спин, пробурчал:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вы держите в руках очень необычный сборник. Он состоит из рассказов, главные герои которых — жестокие дети.Словосочетание «детская жестокость» давно стало нарицательным, и все же злая изобретательность, с которой маленькие герои рассказов расправляются со взрослыми и друг с другом, приводит в ужас. Этот уникальный в своем роде сборник невольно наталкивает на мысль о том, что внутренний мир наших детей — это точный слепок окружающего нас жестокого противоречивого мира взрослых.
Знаменитый американский писатель, развивавший вслед за Эдгаром По жанр «страшного» рассказа. Родился в 1842 г. в семье фермера (штат Огайо). Работал в типографии, рабочим на кирпичной фабрике. Участие в войне между Севером и Югом подсказало ему сюжеты многих рассказов. Писал также стихи, очерки, статьи. В 1871 г. публикует свой первый рассказ «Долина призраков» в журнаде «Оверленд Мансли», принесшем мировую известность Брет Гарту, Джеку Лондону. Журналистика не дала ему богатства. Попытка стать бизнесменом также была безуспешной.
«На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии.
Одно из главных произведений творческого наследия Бирса – повесть «Монах и дочь палача» – тонкая и яркая история, написанная с почти средневековой стилистической простотой и естественностью, затрагивает вечные темы – противостояния веры и неверия, любви духовной и плотской, греха и искупления, преступления и наказания. «Паутина на пустом черепе», составленная из забавных басен и притч, опубликованных Бирсом в разное время в журнале «FUN», невзирая на мрачное название, представляет собой отменно язвительную, ядовитую сатиру на ханжество и двуличность современного автору американского общества.
В этой антологии собраны практически неизвестные широкой публике переводы рассказов умело вовлекающих читателя в атмосферу страха и тайны; повествующих о загадочном, непостижимом, сверхъестественном.В сборнике представлены истории не только признанных мастеров жанра, таких как Брэм Стокер, Уильям Хоуп Ходжсон, М. Р. Джеймс; но и произведения малоизвестных читателю авторов, таких как Макс Даутендей, Артур Уолтермайр и Францишек Фениковский.Часть переводов антологии была опубликована в онлайн журнале darkermagazine.ru.
Амброз Бирс — американский прозаик и журналист, один из основателей жанра американской новеллы, значительнейший после Эдгара По писатель «страшного» жанра. Рассказы Бирса наполнены таинственными и леденящими кровь событиями — добро в них …В предисловии к одному из своих сборников автор говорит: «Когда я писал эту книгу, мне пришлось тем или другим способом умертвить очень многих ее героев, но читатель заметит, что среди них нет людей, достойных того, чтобы их оставить в живых.».
Известный американский писатель Амброз Бирс – один из первооткрывателей жанра «страшного рассказа» – триллера, завоевавшего сегодня широкую популярность. В основу сюжетов многих его рассказов легли неизгладимые впечатления Гражданской войны в США – войны, в которой Бирс прошел путь от рядового до майора. В бурном потоке «страшной» литературы, хлынувшей на нашего читателя, рассказы «короля калифорнийской журналистики» Амброза Бирса выделяются бесспорными литературно-художественными достоинствами и глубоким психологизмом.Книга также выходила под названием «Фантастические басни».
«Фантастические басни» (Fantastical fables) собрали в мифологически сконцентрированной форме весь отрицательный опыт человечества. Бирс — сатирик, он не щекочет, а бичует, и для слабого ума эти басни — искушение видеть мир в черном цвете и утвердиться в цинизме.Дикая Лошадь, встретив Домашнюю, стала насмехаться над условиями ее рабской жизни, однако прирученное животное клялось, что оно свободно, как ветер.— Если это так, — сказала Дикая Лошадь, — то скажи, пожалуйста, для чего у тебя эти удила во рту?— Это железо, — ответила Домашняя Лошадь. — Одно из лучших в мире тонизирующих средств.— А зачем же к ним привязаны вожжи?— Чтобы не дать выпасть изо рта, когда мне становится лень держать их самой.— А как же тогда насчет седла?— Оно спасает меня от усталости: стоит мне слегка притомиться, как я надеваю его и скачу без устали.
В большинстве рассказов известного американского писателя прошлого века присутствует дух войны. Это важно для писателя не только потому, что война — часть его биографии, личный опыт, — на войне обнажается сокровенная сущность человека. Бирсу всегда хотелось исследовать человека в особых обстоятельствах, испытать на излом. Отсюда психологическая напряженность повествования, атмосфера «страшного сюжета», жестокость и необычайность ситуаций. Но главное — писатель скорбит о нехватке человечности, благородства, достоинства.