Диагноз смерти - [11]
– В общем, все те же старинные наши знакомцы, – ввернул наш присяжный остряк.
Родом этот парень был с Востока, а там редко кто умеет вести себя в приличном обществе. Наш капитан досадливо махнул на него рукой, и он замолчал. А незнакомец продолжил свой рассказ:
– Дикари тоже спешились и перекрыли ущелье. Деваться нам было некуда, разве что карабкаться на скалы. К сожалению, чаппараль покрывал только низ откоса, и едва мы выбрались из зарослей, как в нас полетели пули из доброй дюжины стволов. Но апачи стреляли торопливо, а потому паршиво, и Бог судил так, что никого из нас не зацепило. Ярдами двадцатью выше откос переходил в отвесные скалы, и там нам повезло обнаружить узкую щель. Мы пролезли в нее и очутились в тесной пещере; пожалуй, она была не больше комнаты в обычном доме. На какое-то время мы оказались в безопасности: один человек с магазинной винтовкой мог бы выстоять там против всех апачей на свете. Но от голода и жажды не отстреляешься. Мужества нам всем доставало, а вот надежды уже не было.
Сами апачи нам на глаза не попадались, но мы, дежуря в кустах у входа в нашу пещеру, видели дым от их костров днем и огни ночью – они неотступно нас караулили. И решись мы на вылазку, никто из нас и трех шагов бы не сделал. Три дня мы кое-как держались, сменяя друг друга на посту в кустах, а на четвертый страдания сделались невыносимыми. И тогда Рамон Гальегос сказал:
«Сеньорес, я знать, что плохо верил в Бога и редко радовал Его. Я прожить без религии, да и вы, как я понимать, тоже. Простите, если я доставить вам неудобство, но я решить закончить игру с апачами. – Тут он опустился на колени и приставил к виску револьвер. – Матерь Божия, ныне прими душу Рамона Гальегоса».
Нас осталось трое: Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Барри Дэвис. Поскольку я был в нашем отряде за главного, мне было и решать.
«Он был настоящим мужчиной, – сказал я. – И он знал, как надо умирать, когда пришло время. От жажды ли мы тут спятим, апачи ли нас подстрелят, или, того хуже, оскальпируют заживо – во всем этом мне видится дурной вкус. Лучше уж последовать за Рамоном Гальегосом».
«Пожалуй», – ответил Уильям Шоу.
«Пожалуй», – согласился и Джордж У. Кент.
Я сложил руки Рамона Гальегоса крестом на груди и накрыл ему лицо носовым платком.
«Хотел бы я упокоиться так же пристойно, – сказал Уильям Шоу. – Хоть ненадолго».
И Джордж У. Кент полностью с ним согласился.
«Так оно и будет, – пообещал я. – Краснокожие черти будут выжидать неделю, никак не меньше. Ты, Уильям Шоу, и ты, Джордж У. Кент, подойдите ко мне и станьте на колени».
Они повиновались, и я встал перед ними.
«Всемогущий Господь, Отец наш…», – начал я.
«Всемогущий Господь, Отец наш…», – повторил за мной Уильям Шоу.
«Всемогущий Господь, Отец наш…», – отозвался Джордж У. Кент.
«… отпусти нам грехи наши…», – продолжил я.
«… отпусти нам грехи наши…», – сказали и они.
«… и прими души наши».
«… и прими души наши».
«Аминь!»
«Аминь!»
Я положил их рядом с Рамоном Гальегосом и прикрыл им лица.
Тут один из наших, до той поры сидевший по ту сторону костра, вскочил на ноги и выхватил револьвер.
– А сам-то ты?! – крикнул он. – Сам-то ты спасся и жив до сих пор! Ты трусливая шавка, и пусть меня повесят, но я пошлю тебя за ними следом!
Но наш капитан пантерой прыгнул к нему и схватил за руку.
– Убери пушку, Сэм Енси! Убери пушку, тебе говорю!
Все мы вскочили на ноги… кроме незнакомца – он по-прежнему сидел на своем месте, словно все это его не касалось. Кто-то схватил Енси за левую руку.
– Капитан, – вмешался и я, – что-то тут не так. Этот тип или спятил, или просто врет. Но за байки у костра не убивают, слышишь, Енси? Если этот парень был с теми четырьмя, значит, всего их было пятеро. Он просто не упомянул одного – скорее всего, самого себя.
– Пожалуй, – согласился капитан. Он выпустил Сэма Енси, и тот сел на место. – Тут и вправду… что-то необычное. Несколько лет назад в пещере – это неподалеку отсюда – нашли четырех мертвецов. Все тела принадлежали белым, все были оскальпированы и страшно изуродованы. Там же их и похоронили. Я сам видел эти могилы… а завтра и вы все их увидите.
Незнакомец поднялся и несколько мгновений постоял, освещенный тусклым светом едва теплящегося костра – целиком захваченные рассказом, мы совсем позабыли об огне.
– Нас было четверо, – промолвил он. – Рамон Гальегос, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Барри Дэвис.
С этим поминальником на устах он шагнул во тьму, и больше мы его не видели.
Тут же к костру подошел один из наших часовых. Ружье он держал в руках, и видно было, что он не на шутку встревожен.
– Капитан, – сказал он, махнув рукой в ту сторону, куда ушел незнакомец, – вон там, на холме, уже полчаса стоят какие-то три типа. Луна светит ярко, так что видел я их как на ладони. Ружей при них, похоже, нет, но я – от греха подальше – все время держал их на мушке. Они ничего особенного не делают, но, черт бы их побрал, здорово действуют мне на нервы!
– Иди на пост, и не возвращайся, пока снова их не увидишь, – велел капитан. – Остальным – спать, а то я вас всех в костер покидаю.
Часовой чертыхнулся и ушел, не оглянувшись. Мы начали укладываться, и тут неуемный Енси спросил:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вы держите в руках очень необычный сборник. Он состоит из рассказов, главные герои которых — жестокие дети.Словосочетание «детская жестокость» давно стало нарицательным, и все же злая изобретательность, с которой маленькие герои рассказов расправляются со взрослыми и друг с другом, приводит в ужас. Этот уникальный в своем роде сборник невольно наталкивает на мысль о том, что внутренний мир наших детей — это точный слепок окружающего нас жестокого противоречивого мира взрослых.
Знаменитый американский писатель, развивавший вслед за Эдгаром По жанр «страшного» рассказа. Родился в 1842 г. в семье фермера (штат Огайо). Работал в типографии, рабочим на кирпичной фабрике. Участие в войне между Севером и Югом подсказало ему сюжеты многих рассказов. Писал также стихи, очерки, статьи. В 1871 г. публикует свой первый рассказ «Долина призраков» в журнаде «Оверленд Мансли», принесшем мировую известность Брет Гарту, Джеку Лондону. Журналистика не дала ему богатства. Попытка стать бизнесменом также была безуспешной.
«На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии.
Одно из главных произведений творческого наследия Бирса – повесть «Монах и дочь палача» – тонкая и яркая история, написанная с почти средневековой стилистической простотой и естественностью, затрагивает вечные темы – противостояния веры и неверия, любви духовной и плотской, греха и искупления, преступления и наказания. «Паутина на пустом черепе», составленная из забавных басен и притч, опубликованных Бирсом в разное время в журнале «FUN», невзирая на мрачное название, представляет собой отменно язвительную, ядовитую сатиру на ханжество и двуличность современного автору американского общества.
В этой антологии собраны практически неизвестные широкой публике переводы рассказов умело вовлекающих читателя в атмосферу страха и тайны; повествующих о загадочном, непостижимом, сверхъестественном.В сборнике представлены истории не только признанных мастеров жанра, таких как Брэм Стокер, Уильям Хоуп Ходжсон, М. Р. Джеймс; но и произведения малоизвестных читателю авторов, таких как Макс Даутендей, Артур Уолтермайр и Францишек Фениковский.Часть переводов антологии была опубликована в онлайн журнале darkermagazine.ru.
Амброз Бирс — американский прозаик и журналист, один из основателей жанра американской новеллы, значительнейший после Эдгара По писатель «страшного» жанра. Рассказы Бирса наполнены таинственными и леденящими кровь событиями — добро в них …В предисловии к одному из своих сборников автор говорит: «Когда я писал эту книгу, мне пришлось тем или другим способом умертвить очень многих ее героев, но читатель заметит, что среди них нет людей, достойных того, чтобы их оставить в живых.».
Известный американский писатель Амброз Бирс – один из первооткрывателей жанра «страшного рассказа» – триллера, завоевавшего сегодня широкую популярность. В основу сюжетов многих его рассказов легли неизгладимые впечатления Гражданской войны в США – войны, в которой Бирс прошел путь от рядового до майора. В бурном потоке «страшной» литературы, хлынувшей на нашего читателя, рассказы «короля калифорнийской журналистики» Амброза Бирса выделяются бесспорными литературно-художественными достоинствами и глубоким психологизмом.Книга также выходила под названием «Фантастические басни».
«Фантастические басни» (Fantastical fables) собрали в мифологически сконцентрированной форме весь отрицательный опыт человечества. Бирс — сатирик, он не щекочет, а бичует, и для слабого ума эти басни — искушение видеть мир в черном цвете и утвердиться в цинизме.Дикая Лошадь, встретив Домашнюю, стала насмехаться над условиями ее рабской жизни, однако прирученное животное клялось, что оно свободно, как ветер.— Если это так, — сказала Дикая Лошадь, — то скажи, пожалуйста, для чего у тебя эти удила во рту?— Это железо, — ответила Домашняя Лошадь. — Одно из лучших в мире тонизирующих средств.— А зачем же к ним привязаны вожжи?— Чтобы не дать выпасть изо рта, когда мне становится лень держать их самой.— А как же тогда насчет седла?— Оно спасает меня от усталости: стоит мне слегка притомиться, как я надеваю его и скачу без устали.
В большинстве рассказов известного американского писателя прошлого века присутствует дух войны. Это важно для писателя не только потому, что война — часть его биографии, личный опыт, — на войне обнажается сокровенная сущность человека. Бирсу всегда хотелось исследовать человека в особых обстоятельствах, испытать на излом. Отсюда психологическая напряженность повествования, атмосфера «страшного сюжета», жестокость и необычайность ситуаций. Но главное — писатель скорбит о нехватке человечности, благородства, достоинства.