Диагноз: Любовь - [21]

С тех пор как мама уехала в Гренаду, отец постоянно переключался с рассеянности на подозрительность. Похоронив маму, папа готов был ждать от людей самого худшего, и в первую очередь это касалось меня. Потому что я похожа на нее, потому что уезжаю, чтобы не иметь с ним ничего общего, потому что я не люблю его, потому что я никогда не вернусь домой. Самолет провалился в турбулентную яму, и мое сердце в ту же секунду панически заколотилось. Господи, несмотря ни на что, я так надеюсь вернуться домой!

Единственной возможностью отрешиться от грустных мыслей и переживаний была попытка сконцентрироваться на чем-то другом. Например, на книге, которая лежала у меня на коленях, на «Синхронии», открытой на главе, в которой Юнг рассказывает о рыбах. Когда он исследовал историю символа рыбы, на него внезапно посыпались разнообразные совпадения, связанные с рыбой, — семь раз только за один день. «Это не вопрос причины и следствия, это просто совпадение во времени, некая синхронность», — сделал он вывод.

Глядя на трясущийся салон и то, как убирают выпавшие кислородные маски, я внезапно подумала, «совпадет» ли кто-нибудь со мной. Я представила Мэттью Холемби и вспомнила слова брата о том, что он, наверное, очень расстроился из-за моего отъезда. Да, Мэттью не выглядел счастливым, когда провожал меня из больницы. Но я не дала ему повода взять ручку и писать письма, похожие на письмо Саймона Берга. Наш разрыв был таким же формальным, как и отношения.

Мэттью сидел в комнате отдыха, лазил по Интернету и ел свой ленч. Он был в тех же очках с толстыми стеклами, которые, как и вчера, склеил липкой лентой. Очкам не повезло, они попали под стокилограммовую леди в процессе перекладывания ее с операционного стола на каталку. Когда он заметил меня, его лицо озарилось кривозубой улыбкой.

— О, привет! — воскликнул Мэттью. — А зачем тебе чемодан?

Я тогда была без «Большой Берты», но с докторской сумкой через плечо. Мэттью очень нравилось подшучивать надо мной по этому поводу, он говорил, что я ношу с собой слишком много. Он прав, конечно. Я и сама не знаю, зачем повсюду таскаю такое количество инструментов, ведь для работы мне достаточно моих глаз, ушей, рук и стетоскопа.

Я поставила сумку на пол и, массируя отдавленное плечо, сказала Мэттью, что чуть позже нам надо будет поговорить. Я только что получила огромный конверт с лондонским штемпелем, в котором было письмо о приеме на работу в Соединенном Королевстве. Мэттью ответил, что ему необходимо до начала семинара проверить все лабораторные работы практикантов хирургического отделения, поэтому, если я немного подожду…

— Это не срочно, — перебила я. — Просто позвони мне. У меня есть новости…

— Новости? Ладно, тогда ты, наверное, можешь не ждать. Хотя… дай-ка мне свериться с компьютером, — попросил Мэттью и добавил, когда я неуверенно шагнула к двери: — Глупо надеяться, что у тебя найдется резинка в этой большой сумке, да?

— Резинка? — Я застыла на месте. Мы не занимались сексом. Мы даже не раздевались, если не считать верхней одежды. А теперь он…

— Я всегда ими пользуюсь, — ответил он. — Особенно когда наш интерн беспокоится. Он обычно такой неумелый.

Я хмурилась, глядя, как Мэттью роется в ящике стола в поисках неиспользованного презерватива.

— Ага! — воскликнул он, доставая ластик.

— Ага, — согласилась я, опускаясь на синий диван, на котором тот, кто дежурил этой ночью, забыл свою подушку.

Мэттью Холемби приступил к работе. Сосредоточившись, он быстро стирал с листа результаты лабораторных работ и заменял их новыми. Глядя, как он щелкает по клавиатуре, крутит в пальцах карандаш и время от времени откусывает от бутерброда с колбасой, я думала о том, что любовь, наверное, — это когда ты смотришь на человека, занятого своим делом, не имеющим к тебе никакого отношения, и тебе это очень интересно.

Придя к такому выводу, я не вытерпела. Мне нужно было поделиться с ним своими новостями.

— Я еду в Англию, — выпалила я.

— Извини? Когда? — спросил он, отвлекаясь от своего занятия.

— В июне.

— Здорово! — воскликнул Мэттью. — Ты сможешь познакомиться с моей мамой!

— В-возможно, — я слегка заикнулась, и это заставило его рассмеяться.

— Не хочешь знакомиться с моей мамой?

— Я без проблем познакомлюсь с твоей… мамой, — ответила я.

Мэттью снял очки и начал внимательно их рассматривать. Выражение его лица стало таким, словно это на него, а не на несчастные очки приземлилась та толстая леди. Он никак не прокомментировал увиденное, лишь снова надел очки, сдвинув их на лоб, потянулся за другим бутербродом и спросил, что я придумала.

— Ничего, я просто… решила, что ты захочешь знать о том, что я ненадолго уеду. Буду работать заместителем.

— Понятно, — ответил Мэттью, задумчиво жуя. Я смотрела, как двигаются его челюсти. Колбаса, видимо, была жесткой. — И надолго ты едешь?

— Я подписала контракт на год.

— Ага, — медленно произнес Мэттью. — На год. А мне, к сожалению, придется проработать в Питтсбурге как минимум четыре.

— Я знаю, — кивнув, сказала я.

Похоже, он только сейчас понял, что держит в руках бутерброд.

— Извини, что я так запросто перед тобой жую… Хочешь? — Он протянул надкушенный бутерброд мне.