Диагноз: Любовь - [16]

Помню, я подумала, что папа что-то напутал, что если бы я была там, то доказала бы врачам, что они ошиблись, что мама на самом деле жива и никто не имеет права говорить о вскрытии, если дело касается мамы. Но я почувствовала, что на меня снова смотрит кто-то невидимый, и поняла, что папа говорит правду. На следующий день я приехала из Питтсбурга в Мэриленд на похороны. Это был последний раз, когда я слышала мамино имя, произнесенное без боли и тоски, и первый раз, когда я услышала имя Саймона Берга. Мамины друзья собрались в гостиной: Эрнест Чанг, педиатр, практикующий в Сан-Франциско, Тор, бывший муж Джекси, хирург штата Мэн, специализирующийся на трансплантации органов, и даже Вик Лупинетти — Вездесущий Вик, как называла его мама, — терапевт из Ки-Уэст, которому влетело от Джекси за то, что он явился к могиле в шлепанцах.

— Она была маленьким книжным червячком, пока не встретила тебя, Джекси, — сказал Тор, заставляя белое вино вращаться в бокале. — Ты плохо на нее повлияла.

Я смотрела на Джекси и думала о том, как странно видеть эту женщину одетой в черное.

— Это не я на нее плохо влияла. Это был Саймон, — ответила она.

«Почему его не было там? — думаю я теперь. — Почему я тогда не спросила об этом?»

— Помните, как она начала протест против всех протестов? — спросил Вик.

— А против чего вы протестовали? — поинтересовалась я, пытаясь налить себе вина до того, как в комнату вернется бабушка. Руки тряслись, поэтому вино лилось мимо бокала.

— Против отсутствия вегетарианской пищи, — ответил Вик. — Против недостатка электричества.

— И против увеличения вопросов на экзаменах, — добавила Джекси.

— Мы писали свои имена под протестами снова и снова, пытаясь доказать себе, что существуем не напрасно, — тихо произнес Эрнест, спрятав руки в карманы.

— Миссис Беллинджер, это правда, что вы советовали Сильвии не носить стетоскоп на шее, чтобы пациенты не могли ее им задушить? — спросила Джекси у Евы, которая внесла в комнату графин с лимонадом. Я быстро сунула свой бокал с вином Вику, который, явно смутившись, поспешил сделать глоток.

— Конечно, советовала, — ответила бабушка, поставив графин на стол и выпрямившись. — Гренада была опасным местом.

— Я бы не сказал, — со смешком ответил Тор. — Разве что в конце, когда на улицах появились танки.

— О Боже. А помните госпиталь? — спросила Джекси, а потом, повернувшись ко мне, объяснила: — В каждой комнате стоял чуть ли не миллион коек. Всюду бродили куры, скребли пол в поисках еды. Насколько я помню, у нас был всего один вентилятор в палате и все просто тонули в поту.

— А вскрытия приходилось делать в сарайчике за кладбищем, — добавил Эрнест. — Сильвия еще спрашивала, не стоит ли нам приносить с собой лопаты.

— Как ее называл Саймон? — спросил Вик.

— Ви. Его «глупенькая Ви», — нежно произнесла Джекси.

Я внезапно села на кровати. Я вспомнила, как Джошуа Питер спрашивал, не звали ли нашу маму Вики или Велма. «Мне было видение, буква “V”, — говорил он. — Она показывает мне пальцами знак “виктория”».

— Как продвигаются дела с багажом? — раздался от дверей голос бабушки Евы, и я вздрогнула от неожиданности.

— Медленно, — сказала я и объяснила, что отвлеклась на старые мамины фотографии.

Несмотря на грудной кифоз и лишний вес, моя бабушка всегда казалась мне настолько сильным человеком, что я не догадалась помочь ей взобраться на довольно высокую для ее роста кровать.

— Где она? Покажи мне свою маму, — попросила Ева, дрожащими руками надевая бифокальные очки.

Я протянула ей фотографию. Если бабушка и знала Саймона Берга, то на ее лице это никак не отразилось: изучая снимок двух молодых людей на пляже, она и бровью не повела. Правда, в окружении всех тех учебников они выглядели как простые друзья-сокурсники. Да они и были сокурсниками.

— Она была настоящей красавицей, — вздохнув, произнесла бабушка.

— Да, — согласилась я. Еще с тех времен, когда мне было девять и бабушка переехала к нам жить, мы запомнили, что говорить «угу» и «ага» — это низкопробный сленг.

Мама была главной причиной того, что я никогда не комплексовала по поводу своей внешности. Все говорили, что она просто красавица, и добавляли, что мы с ней очень похожи. У нее была необычайно нежная кожа. «Белое рыбье брюшко», — шутила мама. У меня кожа более смуглая, к тому же вся в веснушках. «Зато у тебя прекрасный нос», — не раз повторяла мама, говоря, что ее собственный больше похож на луковицу. Насколько я знаю, никто и никогда не обращал внимания на ее большой нос, поскольку замечали только ее приветливую, сердечную улыбку. Однако я все еще слышу мамин голос и, подходя к зеркалу, горжусь, что у меня прекрасный нос.

— Ты забыла, правда? — спросила бабушка, так и не дав мне понять, знает ли она бородатого мужчину с фотографии.

— О чем забыла?

— Ты была в отчаянии, когда Сильвия уехала. Ты так сильно плакала тогда. А когда она приехала домой на лето, ты была просто убита известием, что она скоро снова уедет.

— Ее не было всего несколько месяцев.

— Семь месяцев, и только благодаря вторжению на остров. Если бы мы не ввели войска, ее не было бы целых два года. — Бабушка всегда говорила о введении войск таким тоном, словно войска Соединенных Штатов были направлены исключительно для того, чтобы вернуть маму домой.