Диагноз: Любовь - [10]

Замусоренная или нет, квартира все равно остается моим любимым убежищем. Я сбросила на пол свой белый халат и вытащила из холодильника пиво. В моем доме нет страшных подвалов с вещами, брошенными из чувства вины или спрятанными в темных углах, как мужчина из 305-й палаты. Вместо этого есть роскошная спальня с одной кроватью, высоким потолком, деревянным полом, встроенными шкафами и книжными полками. А еще есть ванна со старомодными ножками, к которой я сейчас направляюсь. Положив «Инглинг» и журнал американской академии семейных врачей на крышку унитаза, я выскользнула из униформы, включила горячую воду и забралась в ванну. В тот же момент зазвонил телефон, заставив меня застонать от отчаяния. Это Мэттью, кто же еще. Господи, неужели я не могу ни минутки побыть в одиночестве?

Впрочем, мне не стоит на него сердиться. В конце концов, он мне действительно нравится, причем нравится гораздо больше, чем мне бы этого хотелось. «Интересно, как он умудрился стать моим пунктиком?» — подумала я, нежась в горячей воде. Телефон продолжал звонить.

Началом нашего «союза» стал один из мартовских понедельников, когда проводились семинары по теме «Принятие решений». На той неделе как раз была моя очередь вести дискуссию на предмет результативности обучения интернов, основанного на опросе больных и данных статистики. Если это на самом деле результативно, то мне, честно говоря, придется кое-что пересмотреть в своей практике и образе жизни.

Мэттью появился в аудитории примерно на половине моей лекции и занял место в последнем ряду. Я решила, что он просто пришел спокойно поесть, поскольку обычно практиканты-хирурги не заскакивают на обеденные лекции семейных врачей. Но вместо того чтобы быстро перекусить, делая вид, что занят конспектом, Мэттью поднял руку и прервал мою лекцию.

— Чепуха, — заявил он, заставив всех обернуться. Многие слушатели улыбнулись, увидев нарушителя спокойствия, которого все знали как Бадди Холли (это прозвище он получил сразу же по прибытии в Сент Кэтрин за свои специфические очки). — Чем вы это докажете? — Мэттью действительно было интересно.

— Прошу прощения? — Я скрестила руки на груди. Лежавшие в нагрудном кармане ручки, судя по ощущениям, скользнули мимо бюста и впились прямо в ребра.

— Если вы верите, что это исследование проведено на должном уровне и его конечное утверждение правдиво, то тем самым признаете нулевую гипотезу, — сказал Мэттью.

— Признаю нулевую гипотезу? — повторила я. В его исполнении это прозвучало как обвинение в атеизме, хотя сам факт, что я не считаю Библию истиной в последней инстанции, — это ведь не доказательство того, что я не верю в Бога.

— Статистический анализ — это философия случайностей, — продолжил Мэттью, поднимаясь со своего места и подходя к доске, на которой я делала маркером пометки во время лекции. Мои глаза непроизвольно расширились от такой непосредственности. — В нашей жизни не бывает абсолютов. Даже достаточно достоверный статистический анализ не сообщит нам правды, его результат говорит лишь о том, что с определенной степенью вероятности правда будет находиться где-то между этим местом, — сказал Мэттью, правой рукой дотрагиваясь до моего плеча, — и вот этим. — Левую руку он положил себе на грудь.

Я уставилась на упомянутое пространство между нами.

— Теперь, если позволите… — Мэттью вытащил маркер и начал писать на доске, комментируя свои пометки: — Нулевая гипотеза утверждает, что экспериментальное отношение между объектом X и объектом Y является результатом случайности, — именно это экспериментатор и пытается опровергнуть. Он стремится доказать, что это больше чем случайность, он хочет с помощью статистики определить шанс подобных отношений. — Мэттью подчеркнул последнее слово. — В результате экспериментатор либо отказывается от нулевой гипотезы, либо опровергает ее, но никто и никогда с ней не соглашается.

Мне внезапно стало интересно. Может, он имеет в виду нечто большее, чем тема лекции, а именно… нас?

— Эй, это же перманентный маркер, — раздался с первого ряда голос Мери Ворсингтон.

Мэттью лизнул палец и попытался стереть свое творчество с доски, но даже сейчас, месяц спустя, надпись все еще красуется на ней.

— Господи, я прошу прощения.

— Хирургия задолжала нам новую доску, — добавил кто-то из аудитории.

— Заметано, — с готовностью ответил Мэттью, кивнув слушателям.

Однако, несмотря на показную уверенность, он, вернувшись на свое место, скромно просидел весь остаток дискуссии и не пытался больше выступать с собственным мнением.

После занятия я поймала его в коридоре и спросила, о чем, черт побери, он пытался рассказывать у доски.

— Для тебя это, должно быть, действительно важно, раз ты не побоялся испортить нашу доску. — Я улыбалась, искренне надеясь, что он больше заинтересуется мной, нежели предложенной темой. Однако Мэттью остался серьезным, ответив так, словно мы обсуждали политическое шоу или атипичную пневмонию.

— В авторских методиках всегда существует одна и та же ошибка. Я имею в виду ту самую критическую ошибку, к которой люди уже привыкли, — ответил он. — Автор исследования берет одну контрольную группу и использует ее снова и снова для самых разных сопоставлений. Меня такой подход просто бесит. Результаты потом оглашаются, а ведь они полностью бессмысленны.