Дезире - [24]

— Да кто же там? — кричал Этьен.

— Генерал Буонапарт, — крикнул Наполеон в ответ.

— Разве вы не в тюрьме? — зарычал Этьен.

— Меня освободили, — ответил голос Наполеона.

— Но что вы делаете в нашем саду ночью и в грозу? Я встала, накинула на плечи генеральское пальто, которое было мне до пят, и стала рядом с Наполеоном на дорожке.

— Сядь и заверни ноги моим пальто. Ты простудишься, — сказал мне Наполеон.

— С кем вы разговариваете? — крикнул Этьен. Дождь прекратился, и я теперь хорошо слышала нотки гнева в его голосе.

— Он разговаривает со мной, — крикнула я. — Этьен, это я, Эжени.

Тучи разошлись. Луна вышла из-за туч и показала меня Этьену во всем моем неприглядном виде, в ночной сорочке, с накинутым на плечи пальто Наполеона, босую и в ночном чепчике на волосах. Одновременно она осветила высунувшегося в окно Этьена в ночном колпаке.

— Генерал, я требую объяснений, — закричал ночной колпак очень злым голосом.

— Имею честь просить у вас руки вашей младшей сестры, м-сье Клари, — крикнул Наполеон и обнял меня за плечи.

— Эжени, возвращайся в дом немедленно, — приказал Этьен. В окошке показалась голова Сюзан. Она вся была в папильотках и выглядела рогатой.

— Спокойной ночи, «кариссима». Мы увидимся завтра за свадебным столом, — сказал Наполеон, целуя меня. Его шпага позвякивала по гравию дорожки. Я проскользнула в дом. Я забыла отдать ему его пальто. Перед открытой дверью своей спальни стоял Этьен в ночной сорочке со свечой в руке. Я прошла мимо него как тень, босая и в пальто Наполеона.

— Если бы папа мог видеть это! — голос Этьена дрожал от ярости.

В нашей комнате Жюли сидела на кровати.

— Я все слышала!

— Мне нужно помыть ноги, я выпачкала их, — сказала я, наливая в таз воду из кувшина. Потом я легла и поверх одеяла положила генеральское пальто.

— Это его пальто, — сказала я Жюли. — Мне будут сниться хорошие сны под его пальто.

— Мадам Буонапарт, жена генерала!.. — задумчиво пробормотала Жюли.

— Если мне посчастливится, его выгонят из армии.

— Господи Боже! Это будет ужасно!

— Неужели ты думаешь, что я хочу иметь мужа, который всю свою жизнь проводит где-то на фронтах и который возвращается домой изредка и лишь для того, чтобы рассказывать мне о битвах? Нет. Я предпочитаю, чтобы он вошел в дело к Этьену и занял бы какое-нибудь место в коммерции нашего торгового дома.

— Тебе не удастся этого добиться, Эжени, — решительно сказала Жюли и погасила свечу.

— Я тоже так думаю, а жаль! Наполеон — гений, но я боюсь, что торговые дела его совершенно не интересуют. Спокойной ночи.

Жюли чуть не опоздала в мэрию, так как мы не могли найти ее новые перчатки, а мама уверяла, что выходить замуж без перчаток никак нельзя. Когда мама была молода, все венчались в церкви, но после Революции браки заключаются в мэрии и очень мало молодоженов, венчающихся в церкви.

Конечно, ни Жюли, ни Жозеф не помышляли о венчании, но мама каждый день вспоминала свою белую вуаль, которую она хотела бы надеть на голову Жюли, и музыку органа, без которой «в ее времена» не могло быть настоящей свадьбы.

Жюли сшили розовое платье, отделанное настоящими брюссельскими кружевами и красными розами. Этьен достал для нее розовые перчатки, которые ему пришлось выписать из Парижа. И вот эти-то перчатки мы и не могли найти…

Церемония регистрации брака была назначена на десять часов утра, а перчатки отыскались без десяти десять под кроватью Жюли. Поэтому Жюли стремительно выбежала, увлекая за собой двух своих свидетелей, которые едва успевали за ней. Ее свидетелями были Этьен и дядя Соми. Дядя Соми — брат мамы, который всегда принимает участие в наших семейных торжествах.

В мэрии ожидали Жозеф и два его свидетеля — Наполеон и Люсьен.

Я не успела одеться, так как потеряла массу времени на розыск пропавших перчаток. Поэтому я стояла у окна нашей спальни и кричала:

— Счастливо!..

Но Жюли меня не слышала, так как она торопилась.

Коляска была украшена белыми розами из нашего сада и совсем не была похожа на наемный экипаж.

Я до тех пор приставала к Этьену, пока он не взял меня в магазин, где я выбрала бледно-голубой шелк на новое платье. Когда м-ль Лизетт, наша домашняя портниха, начала кроить мне платье, я очень просила не укорачивать его, но, увы, платье все-таки было короче тех, которые я видела в журнале Парижских мод. Юбка была пришита к корсажу как раз на талии, а вовсе не под грудью, как теперь носят в Париже, и мое платье нисколько не похоже на платье м-м Тальен, «Богоматери Термидора», богини Революции…

Несмотря на все недостатки, я нашла мое платье роскошным и представляла себя в нем царицей Савской в момент ее знакомства с царем Соломоном…

А кроме того, я ведь тоже невеста, хотя до сих пор Этьен видит в нашей помолвке только шум, разбудивший его среди ночи.

Прежде чем я была окончательно одета, начали собираться гости. М-м Летиция, в темно-зеленом, с гладко причесанными волосами (без единой седой нитки), сколотыми шпильками и лежащими на затылке большим узлом, как у крестьянки. Элиза, толстая и раскрашенная, как оловянный солдатик. Она прилепила куда только возможно разные бантики, которые она выпросила у Этьена за последние дни. Полетт, наоборот, прехорошенькая, изящная статуэтка из слоновой кости, в розовом муслине. Бог ее знает, как она уговорила Этьена подарить ей этот муслин, самый модный сейчас!.. И Луи, плохо причесанный и в плохом настроении, которое он не пытался скрыть. И Каролина, отмытая и даже завитая, и этот ужасный ребенок Жером, который немедленно заявил, что он голоден.