Дежавю - [24]

Поэтому я потянулась к нему и с нежностью в голосе сказала:

– Прости меня, я не хотела расстраивать тебя. Просто пытаюсь быть честной с тобой. И я понимаю, что такова цена того, что я до сих пор существую. И так счастлива с тобой.

Эдуард улыбнулся мне вымученной улыбкой и сказал:

– Надеюсь, что когда-нибудь в это окончательно поверю…

Возле дома отца было малолюдно. Вечерний фонарь освещал площадку перед домом.

Я слышала, как работал телевизор и фен в душе, когда до дома оставалось полмили, а еще… как бряцают друг об друга крупные бусины любимого ожерелья Мо, когда она торопливо ходила по комнате. Начал моросить привычный для этих мест дождь.

Эдуард мягко притормозил около крыльца, и я открыла окно, чтобы почувствовать запахи. Пахло мохом, землей, сосной и еще сотней разных запахов – асфальтом, бензином, чистыми простынями и… дыней. И еще пахло удивительно уютно – Мо. Она надушилась своими любимыми духами, количество которых могло сбить с толку только людей. Но мое обоняние вампира это с толку не собьет. И жжение в горле не вызывало чувства вины – это была посильная плата, чтобы быть рядом с ней.

– И как она, как ты думаешь, готова к встрече? Никаких подозрений? – спросила я немного сорвавшимся голосом.

– Слышишь, как часто бьется ее сердце, и она суетливо бегает по дому, собираясь? Думаю, что Мо очень по тебе соскучилась и ждет встречи. Так что радуйся. В таком состоянии она логически мыслить не сможет.

Я посмотрела на Эдуарда. Он был уверен в том, что сказал. Что ж, попробую ему поверить и не дергаться от волнения.

Мы вышли из машины и, позвонив в дверь, изобразили на лицах искреннюю радость. Надеюсь, что мою тревогу в глазах скроют линзы, которые продержатся еще час.

Мама распахнула дверь и, словно маленькая девочка, порывисто обняла нас по очереди и затащила вовнутрь. Она была одета в скромное вечернее платье. Это было необычно, но приятно видеть. Антураж гостиной навевал подозрение о взломе с грабежом. Я только вздохнула и сказала:

– Мама, ты не меняешься.

Она виновато на меня посмотрела и сказала:

– Я только и могу думать о тебе и о том, что, наконец-то, приехала к тебе!

Она снова порывисто обняла меня и побежала собираться дальше. Вторая серьга была найдена через пятнадцать минут в заднем кармане джинсов, которые она уже успела сунуть в корзину с грязным бельем.

– Фух, на этот раз она далеко спряталась! – сказала она, виновато улыбнувшись.

– Да уж, эти коварные серьги всегда так делают.

Я усиленно изображала дыхание, моргала и переносила вес с одной ноги на другую.

Мо надела куртку, взяла сумочку и сказала:

– Я готова увидеть моих обожаемых родственников.

О да, она не раз передавала приветы в письмах Элизе, которые возвращались ей с вежливыми пожеланиями здоровья. Я была так рада, что эти двое, наконец-то, пообщаются без моего участия. А то это напоминало переписку через третье лицо, как в любовной драме.

Мы вышли из дому, надежно заперли дверь. Хотя можно было и не запирать – воры, которых у нас не было, могли бы подумать, что их уже кто-то опередил.

В машине Мо села на заднее сидение и нетерпеливо забарабанила по нему. Всю дорогу до парома мы мы с ней болтали о колледже, моих бывших одноклассниках и моей будущей карьере врача.

Я заметила, что Мо немного обеспокоена. Спросить о причине у Эдуарда напрямую не могла. Буду надеяться, что это выражение лица у Мо появилось от быстрой езды. Мне удалось разглядеть в зеркале заднего вида глаза Эдуарда. Внешне он выглядел спокойным, даже несколько беззаботным, но в его глазах промелькнула тревога. Я видела это выражение лица не один раз в прошлом. Мо как раз обернулась ко мне, улыбаясь, спросила:

– А как тебе Принстон?

– О, отлично! Правда, программа несколько сложная, и мне удается успевать благодаря Эдуарду.

Мо с уважением посмотрела на Эдуарда, который с самым довольным видом вез нас по лесной дороге к дому Диксона и Элизы. Зеленый свод деревьев удачно закрывал нас от солнца и делал свет, пробивающиеся через кроны деревьев, изумрудными. Снег превратил местные пейзажи в рождественские открытки, а Олимпийские горы выглядели нереально красивыми. Но Мо это занимало буквально пару минут. Она сосредоточила все свое внимание на блиц-опросе, словно стараясь выудить у меня максимум информации о тех годах, которые мы провели раздельно. Меня это раздражало, потому что все это я ей подробно описывала в многочисленных электронных письмах или рассказывала по телефону. Но если быть честной, то кислород из моих легких, который так необходим для поддержания беседы, у меня закончился, и пришлось сделать глубокий вздох. Это было так мучительно, что я даже немного повредила сиденье, слишком сильно сжав его пальцами. Пришлось сжать смертельно-опасные зубы и улыбнуться, чтобы не вцепиться зубами в горло собственной матери. Ее запахом пропитался весь салон автомобиля, вызвав у меня легкое помутнение рассудка.

Вдруг захотелось немедленно покинуть салон автомобиля и бежать босиком через заснеженные поляны, выветривая воспоминание об ароматной крови собственной матери. Это было так желанно, что я даже подумывала, как это провернуть, но Эдуард, который услышал, как я погнула край сидения, нажал на пульте управления автомобилем кнопочку, открывающую окно слева от меня. В зеркале заднего вида я увидела его быстрый оценивающий взгляд, в ответ на который я измученно улыбнулась. Он кивнул и начал засыпать Мо вопросами, от которых она оживилась и перестала меня донимать.