Дежа вю - [2]

— Не расстраивайся, ягодка моя! Сколько оно стоит, твое колье?

Сквозь всхлипывания домочадцы услышат, сколько. И Геннадий Ефимыч, первым обретя дар речи, заголосит:

— Да за такие деньги мужской гарем легче купить, чем одного придурка охмурять!

— Я никого не охмуряю! — с новыми силами зарыдает Вероника, не обратив внимания на «придурка».

— Не ори, дети спят! — на весь дом рявкнет Ефимыч, и еще полчаса они будут выяснять, кому в первую очередь следует заткнуться.

В это время Тине, может быть, удастся проглотить ужин. А может, и нет, и, невзирая на голод, она кинется командовать парадом, отвесит подзатыльник сестрице, отправит спать мужа, нальет валерьянки матери, шуганет обратно в спальню детей, и все успокоится.

До утра.

Иногда получается избежать всего этого, если сразу из холла, сбросив в кучку шубу и сапоги, прошмыгнуть в ванную и отсидеться там, пока семейству не надоест скулить под дверью и выпрашивать «минуточку внимания».

Пожалуй, сегодня она завалится в ванну прямо в шубе. Чтобы уж наверняка!

Зачем только Ефимыч выдумал, что в этом году детям нужно идти в школу?! В августе им всего-навсего исполнится шесть, куда таким карапузам за парты! Она подозревала, что Ефимыч за их счет пытается реализовать свои амбиции, и после начальных классов будет самый шикарный лицей, а потом непременно МГУ, куда он сам так и не смог поступить. С деньгами матери и упорством отца Сашка с Ксюшкой эту мечту воплотят в жизнь.

Вот только разве они должны?

И школа эта опять же! Тина досадливо поморщилась, прикидывая, какими проблемами обернется сие мероприятие. Вряд ли на родительские собрания станет ходить муж или мама, они оба слишком рассеянны и прямодушны для этого. Значит, придется самой выкраивать время, уговаривать клиентов, менять планы и мчаться выяснять, что Сашка все уроки проспал, а Ксюша, наоборот, оживленно кидалась в соседа самодельными бомбочками из пластилина.

Они были совсем не похожи друг на друга, ее дети. Хотя одинаково морщили курносые носы и хлопали белобрысыми ресницами.

Как их папочка.

Ефимыч гордился невероятно этим сходством и потому не замечал, насколько различны они характерами между собой, и уж тем более с родителями. А если бы заметил, наверное, озаботился бы не на шутку и взялся бы за их воспитание всерьез.

Он искренне считал детей своим продолжением, и только.

Тина была уверена, что они — отдельные, полноценные личности, и были такими всегда, с момента рождения, и не нужно лепить из них что-то по собственному образу и подобию. Когда она попыталась объяснить это мужу, он только захохотал недоверчиво, а потом призвал тещу посмеяться над такими глупостями. Вместе они решили, что Тина — никудышная мать, но отнеслись к этому даже с пониманием.

— У тебя просто другие задачи в жизни, — великодушно объявил Ефимыч, — сил на воспитание детей не остается, потому ты и придумала весь этот бред!

— Работаешь ты много, дочка, вот и не видишь, что деткам нужен присмотр! — проще сформулировала мама.

Да. Некогда было настаивать на своем и следить, чтобы у детей была свобода действий и выбора.

К тому же нашлась Галинвасильна, которой Тина полностью доверяла. Теперь вместо нее гувернантка с труднопроизносимым именем, зато с рекомендациями и двумя дипломами. Впрочем, насчет имени, может, и обойдется, и Сашка не будет реветь, когда в очередной раз у него не получится выговорить столько «р» сразу.

А может, и будет, а Ксюшка станет братца дразнить, и додразнится до настоящей потасовки. Посмотрим тогда, как справится профессиональная нянька. Хм, посмотрим… Ничего-то такого она не посмотрит и не увидит. Когда ей? Даже думает она о детях только в пробках, когда глаза устают от монитора, а мозги — от работы, и ехать решительно некуда: что впереди, что сзади, что по бокам — сплошные заторы.

Перманентное чувство вины возникло, как всегда, не вовремя. Когда ничем невозможно его заглушить: ни подарков накупить, ни сказку на ночь рассказать, ни пожмакать мягкие, толстенькие бочка, ни зачмокать курносые носы, пока их владельцы не начнут брыкаться и вопить: «Мама, ну хватит слюнявиться!»

Она пойдет с ними в лес, вот что. В эти же выходные! Наверное, в лесу сейчас хорошо, сугробы стоят выше колен, и тихо-тихо небо крошит снег на широкие ладони сосен.

Она наденет старую лыжную куртку и вязаную шапочку и сапоги без каблуков, нальет в термос чаю и прихватит плюшки, которые обязательно испечет накануне Галинвасильна… Нет, Агриппина Григорьевна. В общем-то, плюшки можно купить в любом супермаркете и разогреть в микроволновке. Раз уж Тина разучилась готовить, а мама и вовсе не умела никогда.

Значит, чай, плюшки и сапоги без каблуков. И два одинаково сопящих носа. И сосредоточенно нахмуренные белесые бровки, на которые наползают «эти противные шапки. Мам, можно мы их снимем на фиг?» Две плюшевые каракатицы, неуклюже вползающие на горку. Одна после первой же неудачной попытки махнет варежкой и станет лепить снеговика. Вторая будет атаковать гору до сумерек, а потом велит отцу притащить из машины коврик для ног и плюхнется на него крохотной попкой в толстенных шароварах, завопит на весь лес: «Ловите меня, ловите!» — и врежется в братца, мирно пристраивающего снеговику вместо носа стибренную из маминой сумочки помаду.