Дейзи Джонс & The Six - [63]

Я попалась тогда в водоворот собственного самолюбия. Я получила то одобрение и признание, которых так долго искала. Но, с другой стороны, я во многих отношениях оставалась крайне неудовлетворенной.

В ту пору у меня было этакое гипертрофированное чувство собственной важности и абсолютное отсутствие реальной самооценки, осознания своей истинной ценности. И ничего не значило, насколько я красива, или какой потрясающий у меня голос, или в каком журнале я появилась на обложке. Конечно, в конце семидесятых вокруг было множество девчонок-тинейджеров, которые мечтали прославиться и стать такой, как я. И я прекрасно их понимала. Но единственная причина, почему люди считали, что у меня есть всё, – потому что я имела всё, что вы можете увидеть.

Но у меня не было ничего, что было бы увидеть невозможно.

Впрочем, если у тебя есть доза наркоты – ты сам уже перестаешь понимать, счастлив ты или нет. Она может заставить тебя думать, будто крутящиеся вокруг тебя люди – это то же, что друзья.

Я понимала, конечно, что пребывание под кайфом лишь ненадолго решает эту проблему. Но господи, это же было настолько просто!

Хотя, разумеется, совсем даже не просто и не легко. Потому что стараешься залечить какую-то рану – и спустя минуту уже отчаянно пытаешься скрыть от всех, что ты всего лишь наспех забинтованный, увешанный красивыми ярлычками недотыка. А недолеченная рана тем временем превращается в абсцесс.

Но я была стройненькой и симпатичной – так что кому какое до этого дело. Верно?

Род: Тедди всегда как мог лелеял в них обоих спокойствие. Потому что Билли и Дейзи… Вместе эти двое были точно тлеющий костер. И все оставалось хорошо, пока держалось под контролем. Главное – убрать подальше горючее, и все тогда будет отлично.

Эдди: Это ж сколько требовалось от него усилий – чтобы Билли держался трезвым, чтобы Дейзи оставалась вменяемой. Сомневаюсь, чтобы Тедди Прайс стал бы вставать на уши ради того, чтобы я не срулил куда-то в бар.

Грэм: Мы стали называть их «избранными». Не знаю, в курсе ли были они сами. Но… думаю, такими они на самом деле и являлись.

* * *

Род: Мы вовсю работали над тем завалом песен, что написали Билли и Дейзи. Пожалуй, на тот момент у них уже готов был весь альбом. Мы даже начали понемногу обсуждать, что может поместиться на пластинку, а что нет.

Сейчас уже никто такими вопросами не заморачивается – технологии нынче совсем не те! Но тогда нас жестко ограничивало время проигрывания. В большинстве случаев необходимо было вписаться в двадцать две минуты с каждой стороны грампластинки.

Карен: Грэм написал тогда песню под названием «Каньон».

Грэм: Написал я классную песню… Первый раз в жизни мне действительно понравились написанные мной стихи. Ну, не песенник я, не поэт! Это Билли у нас всегда был спец по стихам. Но время от времени я все же что-нибудь да кропал. И вот наконец сочинил песню, которой очень гордился.

Эта песня о том, как счастлив я был бы жить в какой угодно ветхой развалюхе, лишь бы она была со мной (хотя к тому времени мы с Карен оба жили не стесняясь расходами). Прообразом у меня стал тот старенький дом в каньоне Топанга, где мы некогда все вместе обитали. И где, кстати, тогда еще обретались Эдди с Питом.

Знаешь, обогреватель там едва фурычил, и редко бывала горячая вода, и одно из окон было разбито, и так далее в таком же духе. Но все это ничего не значило, пока мы были вместе.

И в кране нет воды, и ванна протекает.

Но если рядом ты – то это все меняет.

И под холодным душем с тобою, распаленной,

Обнявшись, я готов стоять часами.

Карен: Я все же несколько настороженно приняла эту песню. Я никогда не обещала Грэму никакого общего будущего. И меня беспокоило, что он это будущее видит. Но, к сожалению, – по крайней мере, тогда, – я скорее стремилась просто избегать проблем, решать которые мне не хотелось.

Уоррен: Грэм написал песню и попросил Билли пристроить ее в альбом. И Билли его послал.

Билли: К тому времени, когда Грэм принес свою песню, пожелав, чтобы мы ее тоже записали, мы с Дейзи уже почти доделали весь альбом. Песни в нем получились непростыми, с глубоким смыслом, и к тому же немного печальными.

Мы с Дейзи поговаривали о том, чтобы написать еще пару песен, причем таких, чтобы одна из них была пожестче и с минимумом романтики.

А то, что показал мне Грэм… Он написал песню о любви. Всего лишь простенькую любовную песенку! В ней не было всей той сложности и многозначности, за которой мы с Дейзи так гонялись.

Грэм: Это была первая песня, что я по-настоящему написал, причем для женщины, которую любил. А Билли настолько поглощен был всей своей трахомундией, что и не понял, о ком я это написал, и даже не спросил. Он где-то секунд за тридцать прочитал мою песню и сказал:

– Пойдет, наверно, в следующий альбом, чел. Этот уже под завязку.

А я ведь всегда и во всем поддерживал Билли. Извечно прикрывал ему спину и был готов ему помочь.

Билли: С этим альбомом мы договорились: я не стану никому указывать, что делать. А потому не собирался даже слушать ничьи мнения о том, что нам с Дейзи петь. Раз уж решили, что каждый держит свой ряд – значит, каждый держит свой ряд.