Дэйви - [104]

Первым умер сын Нелл Графтон. Джек, которому исполнилось четырнадцать.

Сэм сидел у его постели, так как оба — Рекс и Нелл были совершенно больны. Все происходило в моем фургоне. Я уже почти выздоровел после легкого приступа того, что бы это ни было. Я услышал, что Сэм внезапно встревоженно позвал меня, я вошел в отсек Джека как раз вовремя и увидел бедного ребенка с пылающим красным лицом — в последний раз я побил его только две недели назад за то, что он мучил приблудившегося кота — очевидно, он задохнулся насмерть собственной мокротой. Это случилось очень быстро; ни Сэм, ни я ничего не могли поделать. Мой папа послал меня за папой Рамли, и, когда я выбежал, я услышал, что он мучительно закашлялся: ему нездоровилось пару дней, но не хотел беспокоиться о себе. Я нашел папу Рамли беспомощно пьяным, он совершенно не мог передвигаться, и я позвал вместо него мадам Лору. Помню, для нее было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло с Джеком, а потом она пристально посмотрела на Сэма, который сидел, качаясь на табуретке у койки Джека, его взгляд не был сосредоточенным.

— Теперь иди и ложись в кровать, Сэм.

— Нет, Лора, я не в плохом состоянии. Здесь надо похлопотать.

— Мы все сделаем сами. Ты иди и отдыхай.

— Легко сказать — отдыхай. Лора, сейчас, похоже настало время тяжелого труда, ты могла бы сказать. Ты понимаешь, я одинокий по убеждению…

— Сэм…

— Нет, подожди. Кажется, я заболел, я хочу что-то сказать, пока у меня ясная голова — ты понимаешь, такое дело, они выскакивают в голове. Теперь…

Она не позволяла ему говорить, пока мы не привели его в фургон и не уложили в койку. Я никогда прежде не видел, чтобы она не отходила от него ни на шаг и была в ужасе, хотя в этом не требовалось крайней необходимости. Как только он оказался в кровати и улегся на ней, Сэм не был очень разговорчив. Все, что я мог уловить из его речи — говорил он с трудом, а вскоре и бессвязно — что он хотел поблагодарить нас, мадам Лору и меня, так как мы знали его и не препятствовали быть одиноким по убеждению. По крайней мере, думаю, это было то, что он пытался сказать.

Его душа, казалось, отдалилась от нас после того, как он сообщил нам так много, но его тело оказалось чрезвычайно неподатливым, не желая сдаваться. Его борьба за жизнь длилась три дня и часть четвертой ночи. Лекари-священники — их было двое в Бетлэме — ходили и ходили, оказывая помощь Сэму и трем больным, любезные люди, в какой-то степени, они оказались менее невежественными, чем те, которых я встречал за пределами Пенна. Мы дали им понять, что Сэм не был в состоянии говорить; он оказался в полном сознании в тот момент и благодарно украдкой взглянул на меня, со слабой усмешкой, за их спинами, когда я сказал, что мой отец по-настоящему исповедовался до того, как у него отняло речь.

На третий день мы думали, что он мог бы победить недуг — Нелл Графтон выздоровела и Рекс, и Джоу Далин. Но последовало резкое ухудшение. Он вновь обрел дар речи, всего на час, и говорил о своем детстве в гористой местности, и вспомнил о тех, кого любил. После этого каждый его вздох был отдельным критическим моментом проигранной войны. В настоящее время я достаточно уверен, узнав из книг, что медицина Древнего Мира могла бы вылечить его. У нас не было такого умения.

В мире, который люди древних времен оставили для нас, такие события случались и снова будут происходить.

Даже во время последних тяжких усилий втянуть воздух в легкие, взгляд глаз моего отца часто был понимающим. Иногда он обращал его на меня, размышляя и узнавая или следя за ускользающей мыслью. Его взгляд никогда не был сердитым, раздражительным, умоляющим или полным страха; раз или два мне казалось, что я видел в нем веселье, кроткое и насмешливое, веселье человека, одинокого по убеждению. Религия, навязанная ему в детстве, не возвратилась к нему во время слабости, как я опасался, с тем, чтобы мучить его: он был истинно свободным и умер свободным человеком, мужественно смотревшим на неподвижную гримасу заката жизни.

24

Несколькими неделями позже, когда мы продвигались через Кэтскил в северном направлении, я сказал папе Рамли и мадам Лоре, что должен уйти от них. Я пришел к выводу, что вряд ли требовалось объяснение.

— Да-а, — протянул папа, — я понимаю, что ты не рожден бродячим комедиантом и не вырос в этой среде. — Он не казался раздраженным, хотя мой горн оказывал большое содействие во время представлений, а я стал полезным и в других делах.

Мадам Лора сказала:

— Ты как мой Сэм — как твой отец — один из тех, кто идет туда, куда зовет его сердце, и ты из племени тех, что подвержен душевным мукам, и с этим ничего нельзя поделать.

Я еще раз все обдумал, чего совсем не делал во время странствий с бродячими комедиантами, о плавании на море. Вовсе не к краю земли: мадам Лора знала, так же, как и капитан Барр, что нельзя достичь края на комочке звездной пыли — но, может, я проплыл бы вокруг света? Другие люди (она учила меня) делали это в древние времена. На тридцатитонные аутригеры теперь не было надежды в моем воображении; она исчезла в тот день, когда жалкий щенок поднял лапу в ренсларской гавани. Я не знал, каким образом можно было бы что-то сделать, но Нуин, по слухам, был страной прекрасных предпринимателей. Мечта проплыть вокруг света, несомненно, жила во мне в то время, немного спустя после смерти Сэма, и все еще живет во мне, пройдя вместе со мной такое далекое расстояние, такой короткий путь до спокойного острова Неонархеос.