Действо - [41]

-"Пять!" - на дальних дорожках неведомых планет останутся наши следы. На самом деле след останется на ледяной корке далеко внизу, - "Четыре!"

Из окна уже падал мертвенный знакомый отсвет.

-"Три! Два! ОДИН!"

Настала тишь, а потом пятно на стене вспыхнуло ярким синеватым светом, словно кто-то снаружи направил в окно прожектор. Это полная яркая луна выбралась из-за крыши соседнего дома.

-"НОЛЬ! ... Зажигание!"

И Лунатик, неторопливо поднявшись с матраса, вытащил из нагрудного кармана поблескивающие изящные ключики и очень буднично и негромко сказал:

-Ну что, пойдем?

Кольцо наручников, отчетливо щелкнув, страстно обхватило запястье Андрея. Теперь его руки были скованны и он держал их перед собой, тоскливо глядя на распухший, синеватый рубец, что оставили стальные кольца на правой руке. Якутин шел к двери следом за Лунатиком и Боровом и лишь один раз оглянулся на квадратный метр паркета на котором провел последнюю неделю. Почему-то сейчас этот закуток у батареи показался родным и близким, как вид своего дома с выходящей из селения дороги.

Впереди лежала освещенная луной неизвестность.

Лунатик заботливо накинул Андрею на плечи пальто Павлика. Тот, было, запротестовал - но потом увидел глаза Николая Петровича и замолчал - были они стеклянные и пустые, словно стали фарфоровыми медицинскими подделками.

Дверь в ванную была приоткрыта - когда проходили мимо, Андрей скосил глаза и различил темные бесформенные предметы на крытом дорогой итальянской плиткой полу. Боров, проходя дверь, тяжко засопел и посмотрел на Андрея. Потом с некоторой опаской покосился на Лунатика. Про себя Якутин вдруг понял, что из этой парочки массивный и звероватый Боров внушает куда меньший страх, чем его астеничный напарник.

Хлопнула дверь, дохнуло холодом - они поднимались вверх, звучно шагая по ступенькам и одинаковые светлые стены, изрезанные затейливой похабной вязью плыли мимо. Андрей вдруг понял, что различает каждый сантиметр этих стен - все их трещинки и неровности. Матерные письмена казались наделены двумя, а то и тремя слоями смысла, исполненными какой тор неземной, высшей мудрости.

Воздух был какой-то напряженный, словно озонированный. Тени резки, а свет резал не хуже теней - бил в глаза из сияющих ламп. Каждый звук отдавался гулко и долго резонировал под готическими сводами подъезда.

Якутин дивился по сторонам, пока, неожиданно не понял, что подъезд остался прежним, а это он Андрей переживает сейчас критический момент в жизни сопровождаемый диким выбросом адреналина.

Пленника трясло, а он шел, и все думал - испытывают ли то же самое приговоренные к смерти, поднимаясь на эшафот? Кажется ли им мир вокруг таким же ярким и насыщенным жизнью?

И навязчивое воображение подсунуло очередную героико-космическую аналогию: стена рядом - это кожух исполинской стальной ракеты, в кабину которой и поднимался отважный покоритель луны.

Дверь на чердак была приоткрыта, и на пороге застыл заросший неопрятный субъект откровенно бомжеватого вида. Он открыл, было, рот, дабы выразить какую-то мысль, но увидел глаза поднимающейся троицы и поспешно скрылся в темноте, слышно было как где-то в глубине чердачного помещения открывают окно.

Андрею было плевать. Он думал, что дрожит от холода, но когда они поднялись на крышу, то вовсе не почувствовал мороза. Ветер бил в лицо, а оно словно одеревенело и потеряло чувствительность. Мир то становился болезненно резким, то расплывался мягкой пастелью.

Идущий впереди Лунатик остановился и восхищенно вздохнул. Дрогнувшей рукой взял подошедшего Андрея за плечо и указал в небо.

Андрей глянул и тоже застыл.

Луна была совсем рядом. Она была огромной, круглой, яростно светлой. Нависала над ними, как некое злобное древнее божество, и кричащая голова ясно и четко рисовалась на глади этого страшного диска. Оспины и язвы покрывали вопящий в агонии лик, а по краям шевелились и извивались в корчах черные щупальца.

Это могли быть облака, но Андрей знал, чувствовал, что это не так.

Потому что это была ночь Луны. Ночь прыжков на Луну.

Безжалостный, как у ртутной лампы, мертвенный свет высвечивал лица стоящих, рисуя им новые, ночные и резкие черты, и Андрей увидел, что лицо Лунатика точь-в-точь повторяет мертвую голову на сошедшем с ума земном спутнике.

И на какой то миг, крошечную долю секунды, глядя на лицо своего пленителя, Андрей поверил что да, бывают ночи, когда Луну можно достичь.

Такие как эта ночь.

Но в следующую секунду он стряхнул оцепенение - как бы то ни было, приближался момент истины.

Лунатик зябко повел плечами, робко поднял руку и махнул Луне, словно ее невидимые жители могли сейчас наблюдать за ним, и пошел к краю крыши, волоча за собой Андрея. Впереди колыхались их тени - короткие и полные чернильной мглы.

А сверху падал резкий свет самого большого на свете софита, который как поется в песнях светил в эту ночь лишь для них троих.

Стоя на краю, Андрей собрался в тугую пружину. Действовать надо быстро, так, чтобы они не успели среагировать. И только когда ему сунули в руки канат, он не сразу понял, что произошло. А когда понял, то с испугом и изумлением обернулся к Лунатику.