Дэйр - [31]

— Вот видишь… Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы смог.

— Пойми, Р-ли, для тебя все слишком просто. Но… Ты же не человек…

— Если б ты пошел со мной в долину по ту сторону гор, ты приобрел бы не только меня, но гораздо больше. Ты стал бы таким, каким тебе никогда не стать здесь в Дионисии…

— Кем же?

— Цельным человеком. Настоящим человеком, Джек!

— Не понимаю.

— Ты приобрел бы равновесие, единство тела и души. Твое подсознание работало бы рука об руку с сознанием. Ты перестал бы быть похожим на сумасбродного ребенка или расстроенную лиру…

— И все же я никак не пойму, о чем ты…

— Пойдем со мной в долину, где я была три года перед Посвящением. Там ты будешь среди настоящих людей. Пойми, Джек, ты сейчас… не обижайся, ты сейчас какой-то… шероховатый, состоящий из кучи привычек, черт и предрассудков, не сливающихся в единое целое. Иначе говоря, набор чего угодно.

— Просто какое-то пугало! Ну, спасибо…

— Сердись, если хочешь. Я не хочу тебя обидеть или оскорбить, поверь. Ты еще не осознал себя, своих скрытых способностей. Они спрятаны от тебя — тобой и другими. Ты сам с собой играешь в прятки, Джек. Отказываешься увидеть себя таким, какой ты на самом деле.

— Если уж ты такая цельная, почему же ты меня любишь? Такого разрозненного?

— Джек, у тебя столько же возможностей стать сильным и совершенным, как у любого человека или… гривастого. Там, в Тракии, ты сможешь стать таким, каким должен быть. Сегодня любой, кто преодолел барьер страха и ненависти, может легко научиться тому, на что у нас ушли мучительные столетия.

— Бросив все, что имеет?

— Брось все, что стоит бросать. Лучшее сохрани. Но решить, что для тебя лучшее ты не сможешь… Не сможешь, если не пойдешь со мной.

— Я подумаю.

— Джек, милый, решать надо сейчас.

— Это такое искушение. У меня просто голова кружится…

— Идем. Стреножь единорогов и оставь плуг в борозде. Не надо прощаний. Просто уйдем.

— Я… Нет, я не могу! Пойми — это так…

— Не надо извиняться, Джек. Жаль…

После этого разговора он никак не мог отделаться от мысли, что проморгал дорогу к счастью, прямую и ясную. Сперва Джек пытался убедить себя, будто он преодолел сатанинское искушение, но в конце концов осознал, что ему просто не хватило смелости отказаться от всего ради… Ради Р-ли и счастья.

Но ведь ни один священник никогда не освятил бы их брак! Хотя…

Если они любят друг друга, так ли уж необходимо, чтобы человек в рясе говорил над ними какие-то слова? Видно, эта необходимость глубоко засела в нем, раз он не ушел тогда с любимой… А ведь она сказала — если любишь, идем…

Он не пошел.

Выходит, он не любит ее?

Нет, любит!

Джек трахнул кулаком по борту фургона. Он любит Р-ли! Любит!

— Что, черт тебя побери, ты там устраиваешь? — спросил молодой Хоу. — Решил разнести фургон на кусочки?

— Отвяжись!

— Что-то ты бесишься из-за ерунды, — засмеялся Хоу, — вот, глотни-ка.

— Спасибо. Нет настроения.

— Ну, воля твоя. Твое здоровье! Уффф! Кстати, ты заметил, что Джоша Моури с нами не было?

— Не заметил.

— А мистер Чаксвилли заметил. И закатил скандал, потому что никто не мог сказать ему, где Джош. Не могли или не хотели. Но я-то знаю!..

Джек хмыкнул:

— Джо, мне это совсем неинтересно, поверь. Меня это не касается.

— Неинтересно? Дружище, да ты спятил! Это касается именно тебя! Эд Ванг послал Джоша наблюдать за кадмусами на вашей ферме.

— Зачем?

— Эд решил, что Полли еще там.

Хоу засмеялся, отхлебнул из фляги и принялся нахлестывать упряжку. Когда фургон набрал скорость, Джордж заорал, перекрывая грохот колес:

— Эд упрямый, как молодой единорог! Увидишь — он снова схлестнется с мистером Чаксвилли!

— Чаксвилли прикончит его.

— Возможно. Если Эд раньше не всадит ему нож под ребра. Сейчас он притих, но вряд ли забыл о своих выбитых зубах.

— С кем мы деремся? С гривастыми или друг с другом?

— Разногласия надо устранять до того, как они начинают мешать делу.

— Ты-то на чьей стороне, Джо?

— А мне все равно! Я просто жду, когда начнется большая драка.

Хоу сделал еще один внушительный глоток из фляжки и пристально уставился на Джека. Джеку уже приходилось видеть такое выражение на лице Джо. Обычно оно предшествовало драке. Но Хоу продолжал говорить:

— Хочешь послушать умную вещь, Джек? В День УГ очень много собственности поменяет хозяев. И гривастые, и городские мародеры, и фермеры будут… э… не прочь свести кое-какие счеты. Когда этот день настанет, — он вновь отхлебнул из фляги, — вероятно, я стану бароном Хоу. Ох, и памятник тогда отгрохаю своему бедному старому папаше, не пережившему кровавой суматохи великого Дня!..

— Не удивительно, — медленно произнес Джек, — что твой отец убежден, будто твоя матушка ощенилась жирным, глупым, подлым и никчемным псом…

— Придержи язык, Кейдж. Став бароном Хоу, я не забуду своих обид той поры, когда меня звали просто Джо. — Он отшвырнул пустую флягу. Вожжи давно ослабли в его руках, и, не подгоняемые никем, единороги едва плелись. — Ты считаешь себя чертовски умным, Джек Кейдж, а меня недоумком, но я докажу тебе обратное, клянусь, докажу! Я врал, когда говорил, будто мне все равно, кто верховодит в Организации. Ха! Я всегда вру. Это помогает запутать людей. Так вот, мне известно кое-что, чего ты не знаешь. И об этом бешеном Ванге, и о большеглазом лакомом кусочке О'Брайен… И о нахальном выскочке — мистере Манто Чаксвилли — тоже…