Девятый ангел - [13]
– Мы поссорились. Я вам уже говорила. Мы поссорились, и я вышла на свежий воздух отдышаться…
– С рюкзаком, деньгами и документами? – Он улыбнулся. Во взгляде его были усталость и жалость. Он не был плохим человеком, этот старший следователь Самохин. Он просто искренне заблуждался.
– Так получилось.
– Хорошо. – Он перестал улыбаться. – Хорошо, что так получилось. Благодаря тебе, Юлия, этот кошмар больше не повторится.
– Это не он.
– Это он. Прости. Скажи-ка, у тебя есть кто-либо близкий? Кроме него?
– Нет. Но если вы попытаетесь меня куда-нибудь сплавить, то я…
– Что ты сделаешь? Сбежишь? Послушай, Юлия, мне кажется ты все-таки что-то знаешь.
– Возможно. Но мне нужно сосредоточиться, все хорошенечко обдумать, вспомнить. В спокойной обстановке. Понимаете, товарищ старший следователь?
– Ты меня сейчас шантажируешь, девочка? – Он сощурился.
– Ни в коем случае. – Она замотала головой, а потом сказала доверительным шепотом: – Вы ведь все равно его уже задержали, изолировали от общества и от меня. Что случится, если я поживу какое-то время одна?
– Одна? – Он многозначительно хмыкнул.
– Пока идет следствие. Макс оставил мне деньги, а продуктов в холодильнике хватит на несколько месяцев. А кто-нибудь из ваших людей может за мной присматривать. Или хотите, я сама буду приходить к вам отмечаться.
Прежде чем ответить, он тяжело вздохнул.
– Откуда ж вы беретесь такие эмансипированные?
Юля пожала плечами. Старший следователь Самохин долго рылся в своих бумагах, а потом спросил:
– Тебе сколько? Шестнадцать?
– Будет семнадцать. Через пару недель.
– Ладно, с органами опеки я пока повременю. А ты обещай мне, что подумаешь, вспомнишь все, что забыла. – Он многозначительно хмыкнул. – Но долго не думай, у меня терпелка не бесконечная. Ну и присматривать я за тобой буду. Ты уж не обессудь. Эмансипированная ты там или не очень, а мне проблемы не нужны.
Девочка что-то знала. И боялась. Вот только сейчас, после этой их беседы, Петр Иванович уже не был так уверен, что боялась она своего дядьку. Ну не стала бы нормальная барышня выгораживать маньяка-убийцу, а эта синеглазая выгораживала. И как же на Лину похожа девочка! Вот прямо одно лицо! Думать про Лину он себе тут же запретил. Давно это было. Было и быльем поросло. Это только кажется, что первую любовь не забыть. Вот он почти забыл. А то, что напился, как узнал, что с Линой стало, так это такое дело… Человек умер. Да не просто умер, а руки на себя наложил. Как от такого не запить? Ну и за упокой души, чтобы хоть там ей было хорошо, если уж на земле не получилось.
А потом вот эта синеглазка, Линина дочка, нашла тех девочек, которых в отделе уже прозвали мертвыми ангелами. Разве ж может быть такое совпадение?
…Их всё доставали и доставали из, казалось, бездонной ямы. Одного мертвого ангела за другим. И эксперт, которого вызвали из области, был категоричен: их убили не в один день и даже не в один месяц. Один год – один ангел. Вот как-то так… Петр Иванович, может, и не заподозрил бы ничего дурного, если бы не этот… Линин братишка. Если бы не бросился парень вскрывать черные мешки и лапать тела. Сначала-то даже жалко его было. Как же, невесту ищет бедняга! А потом словно щелкнуло что-то в мозгу…
Ордер на обыск он получил быстро. А как иначе, когда дело такое резонансное? Серийные убийства – шутка ли! Считай, семь лет маньяк под носом у них орудовал, а они ничегошеньки не замечали! Тут уж за любую зацепку станешь хвататься, даже вот такую призрачную.
Кто ж думал, что он с первого раза – и в яблочко?! Обыск сразу начали с мастерской. Как только увидели эти огромные кованые крылья, как только в дальнем углу под куском брезента отыскали моток проволоки. А потом нашли коробку: браслетики, заколочки, колечки, часики… Восемь штук. Да, вот так. Мертвых ангелов семь, а безделушек восемь. И что это может означать? А означать это может лишь одно: что нужно искать восьмое тело! Тогда же Петр Иванович вспомнил и про племянницу. Как вспомнил, так сразу же и покрылся холодным потом, испугался, что вот эта синеглазая запросто может стать восьмой…
Они успели. Можно сказать, вырвали жертву прямо из лап маньяка. Ведь очевидно же было, что девочка пыталась убежать. И в доме на кухне страшный кавардак: посуда разбитая, мебель разбросанная, бутылка недопитая. А девочка вдруг возьми да и начни дядюшку-душегуба защищать! С чего бы? Боится? Так не нужно ей его больше бояться! Петр Иванович костьми ляжет, а сделает так, чтобы нелюдь этот никогда больше на волю не вышел. Работы предстоит – страшно подумать. Но он справится! И не таких раскалывал.
Вот только не кололся дядюшка Макс. Смотрел волком, ни на один вопрос так и не ответил, словно воды в рот набрал. Оставалась надежда на туз в рукаве, на трофейную коробочку из мастерской. Петру Ивановичу важна была всякая мелочь, любая реакция на улики.
Он среагировал. Не сразу, далеко не сразу. Вещдоки ему в руки не давали, показывали на расстоянии, одну безделушку за другой. Ну, каково тебе, ирод ты такой, смотреть на свои трофеи?! Каково осознавать, что они больше не твои?!
Это была восьмая безделушка – половинка серебряного сердца на серебряной же цепочке. И вот на нее ирод среагировал так, что едва успели удержать.
