Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - [80]
Так происходило до того момента, пока парадная форма, наконец, не была готова для всех, но главная причина заключалась не в этом. На окончательную подготовку к государственным экзаменам наш взвод отправили в Сельцы. К тому же так начальство и роты, и училища спокойнее себя чувствовало. Правда, в «самоходы» уезжали и оттуда. Для преодоления пешего отрезка пути частенько использовали колхозных лошадей, которые паслись возле учебного центра.
Свой приезд мы по традиции отметили «трассерным» салютом в курилке перед дальней казармой, где нас поселили. Дни совсем стали походить один на другой, исключая разве что стрельбы. В голове гудело от регулярных гранатометных выстрелов и ночной пальбы из АКМСов с ПБС, пристрелянных с НСПУ. Все остальное время проводили в лесу на лужайке за изучением теоретического материала. Мне запомнился лишь один из таких дней, Когда мы отделением валялись на траве, прибежал кто-то из наших и сообщил, что умер Высоцкий. Было это двадцать шестого июля.
Во время госэкзаменов. На переднем плане Козлов Ю. Стоят слева направо: Бронников, Турцев, Демин, Грузд. Сидят слева направо: Федосенко, Зайков, Скирта
Пребывание в Сельцах в составе взвода имело небольшой минус. Хотя и на четвертом курсе, но внутренний наряд еще никто не отменял, поэтому и дневальные, и дежурный назначались, разумеется, из нашего числа. Конечно, дневальство было совсем иное, чем на первом курсе, когда время от времени приходилось чистить туалет «типа сортир» на задах учебного центра, а зимой долбить ломом желтые и коричневые сталактиты, непомерными трудами взращенные курсантами всего училища, но, тем не менее, порядок наводить приходилось. Тем более что сейчас на взвод приходилось два офицера: наш командир старший лейтенант Баландин был усилен присутствием «Коня».
Офицеры жили вместе с нами в казарме, в отдельном помещении по соседству с ленинской комнатой. Однако относились к нам без строгости, очевидно, считая, что довести нас до выпуска без происшествий будет уже хорошо. Судя по их постоянному недовольству, они находились здесь по распоряжению свыше, а не по собственной инициативе. Целый день мы проводили без них, а они без нас, за исключением интенсивных стрельб из РПГ-16 и АКМСа. Из автомата мы стреляли почти каждую ночь, и это давало нам предлог утром подниматься позже, а офицерам – не требовать с нас зарядку. Таким образом, они соблюли лицо, и компромисс был найден.
Заканчивались Олимпийские игры в Москве. Лето стояло в тот год жаркое, благо, что в казарме было если не прохладно, то хотя бы невыносимая духота не мучила.
В памяти осталось яркое воспоминание – в полдень жаркого дня вдруг хлынул теплый ливень. Упругие струи хлестали по лужам, и многие мои друзья не выдержали и выскочили в одних трусах под дождь. Они прыгали и скакали от восторга, брызги разлетались от босых ног далеко в стороны, потоки воды бежали по асфальтированной дорожке. Из приемника звучала популярная в то время песня «…А я играть устал, ведь старый я рояль…». Под беззаботную и веселую музыку молодые и сильные тела плясали по лужам, сверкая от воды под яркими лучами солнца. Но в отличие от размышлений писателя Толстого в романе «Война и мир» это не было «пушечное мясо». Это были подготовленные и смелые воины, которые незаметно для самих себя превратились в таковых за четыре года учебы, и дальнейшей армейской службой они это доказали.
Прошло тридцать шесть лет с тех пор, но каждый раз, когда я слышу это мелодию: «И лица старые, и лица новые, Глаза усталые, глаза веселые. Передо мной плывет людской водоворот, Летит стремительно за годом год…», мне вспоминается тот вроде незначительный эпизод моей жизни, который остался со мной навсегда.
При вольготной природе по неизвестной причине местные крысы предпочитали обитать в модульных казармах учебного центра. Однажды Васю Бледныха наглая тварь ночью прихватила за палец, когда он спал ничком, опустив руку почти до пола. А ротный командир даже проснулся, когда особо отважная крысяка, сидя у него на груди, облобызала его пышные усы, очевидно, привлеченная остатками пищи, запутавшейся среди волос. Короче говоря, серые твари чувствовали себя очень вольготно. До поры до времени.
Наш взвод занимал только меньшую часть казармы, остальная пустовала. Теперь уже не могу вспомнить, кто первым от скуки придумал организовать охоту на грызунов. Скорее всего, кто-то из дневальных.
Может быть потому, что это помещение чаще всего пустовало, а может быть потому, что именно там было больше всего дыр в полу, но точно не по политическим мотивам, крысы в основном появлялись в ленинской комнате. Вначале эти жирные твари вызвали неподдельный интерес, потом равнодушие, а через короткое время и раздражение. Тогда и было решено открыть на них охоту, которая организовалась силами внутреннего наряда, а участвовали посильно все.
Организацию начали с того, что все дыры по всей казарме закрыли и оставили одну в ленинской комнате. Все стулья для удобства подняли на столы. Над оставшейся норой поставили табурет, перевернув его ножками кверху, и подставили палку. К палке привязали веревку. Дневальный при необходимости, как только крыса вылезала из норы, выдергивал палку – табурет падал на дыру. Путь к бегству, таким образом, был перекрыт, и тут с гиканьем и воплями в помещение врывалась толпа курсантов, вооруженных швабрами, палками и начинала гонять бедолагу по комнате. Дело заканчивалось, разумеется, смертоубийством. Потом труп грызуна некоторое время таскали по казарме, пинали на улице, играя в футбол, а потом торжественно хоронили в кустах за линией сортира.
