Девятая книга - [3]
* * *
Даже мне сто лет была ненужной
Боль, – поскольку дождик моросящий
Угодил душе моей недужной,
В дверь стучась дверной петлёй скрипящей.
Для тебя распахнута терраса…
Глянь, берёза руку протянула –
На стекольца – даже после часа! –
Солнышко полдневное вернула,
Несмотря на то, что уходило
За леса за синие, за горы.
…Солнышко, раздуй-ка жизнь-горнило:
Выдашь вскоре радости узоры.
Ну а ты сиди и наслаждайся
Хлебом заработанным и солью…
Об одном прошу: ни в чём не кайся –
Даже в том, что плечи сводит болью.
ТРИДЦАТОЕ ИЮНЯ
Ну наконец-то – первый летний день!
(Все двадцать девять дней боролась с летом осень.)
Тридцатый же – кишит многоголосьем:
Запели все, кому запеть не лень.
Я голосá привыкла различать:
В трель соловья вбивает гвоздь кукушка!
Дождь кончился. Встаёт трава – просушка
На ней свою оставила печать.
Трава июня, как же ты стройнá! –
Пронзают влажный воздух óстры стрелы…
И даже далям новые пределы
Даёт, их окружая, тишина,
Разлившаяся всюду под закат…
Замолкло всё, как вымерло.
Покоя
Здесь торжество: ни воя, ни разбоя
Ветров, что насылают листопад.
* * *
На пространствах, где дыхание
Превращается в полёт,
Трав гигантских колыхание,
Словно нá море, идёт.
Травы вóлнами колышутся
И качается на них
Много солнышек… Владычица,
Ты – не ветер: ветер стих.
Ты, владычица всех горестей
Да и радостей людских,
Оказалася сноровистей
Ветра, – даже ветер стих,
Чтобы травы на заклание
Были отданы судьбе.
…Трав морское колыхание
По душе ворожее.
Знаю: вовсе не обидчица
Та судьба-ворожея.
Зла из наших снов добытчица,
Задвигает за края
Жизни той, где соль – солёная,
Где готов девятый вал
Трав обрушить море Чёрное
На устои старых скал.
* * *
Бессильна говорить о том, что не сбылось.
Как видишь, подошла к последнему порогу.
«Переступи его. Повесь пальто на гвоздь»,–
Скажи мне, – и тогда затеплюсь понемногу.
О жизни не грущу: отринут горизонт –
Его уже достиг к заре несущий парус.
Погода не важнá: нахлынет тёплый фронт,
Но тёплый на всего какой-то малый градус.
Ты – истина моя. Ты – даль моя и близь.
Так дай передохнуть возлюбленной… калеке.
Вот мы вдвоём сидим, мы за руки взялись.
Наш парус на ветру трепещет в нашем веке.
Устала жизнь искать ей недоступный смысл.
Куда ведёт вода? Куда отступит суша?
И радуга – опять! – из дужек коромысел, –
Как та сороконожка – неуклюжа.
* * *
Душа, зачем – вся нараспах! –
С душой нездешней делишь ночи?
Не здесь она: страдать не хочет –
В траве кузнечиком стрекочет
Или порхает, словно птах.
…Укрывшись в зарослях листвы,
Поёт, поёт без пониманья
Того, что в царстве мирозданья
Есть скорбь, кладбúща и кресты.
Ведь ей – могильные холмы
В накидках видятся из плюша:
Нет ни снегов на них зимы,
Ни жжёных листьев из-под душа
Дождей, прибивших их к земле
Своими крепкими гвоздями,
Дав по наклону стечь золе
Туда, в низину за холмами,
Где возвышаются – чертой! –
Кресты последних погребённых
И головами обращённых
К округе, солнцем залитой.
ЗАВЕЩАНИЕ
Памяти Бориса Бочкова,
инвалида Великой Отечественной войны
– Не разбрасывай строк
О душе ослабевшей.
И от скуки не множь
Ты рифмованных строк
О забытом болоте,
Где прячется леший,
Ибо он – не иголка,
Упавшая в стог.
…То, что повесть проста,
В жизни новой предвижу, –
Но тобой сохранён
Для чего-то мой ключ.
…Как НИЧТО из гнезда
К нам свалилось на крышу,
Словно гром из громов, –
Если хочешь, озвучь!
– О капризах любви –
По-мужски настоящей! –
Ослабев, овдовевши,
Пытаюсь сказать:
Мною ключ сохранён
И положен в твой ящик
Для того, чтобы им
Дверь в просвет открывать.
…Море видевший крови
На жизненной бойне,
И на той, на Великой,
Хлебнувший свинца, –
Среди ночи встаёшь –
И – приносишь в ладони
Из июньской грозы
Чуть живого птенца.
* * *
Милый июнь, заодно мы с природой!
Нам нипочём жалкий гуд комарья.
…Горло болит? Значит, вылечим содой –
Так же, как лечим в разгар января.
Милый июнь, стало горлу полегче?
Лезет и лезет сквозь щели жасмин
В úзбу, и боль усмиряет, и лечит
Даже сердечко, как валокордин.
Розы свои распускает шиповник.
Розы распустит – и спрячет шипы.
Вымыт до блеска в избе подоконник,
Чтоб на окно мне поставить цветы.
Юный июнь, ты – из области детства.
Только вот трель – не того соловья:
Голос оставил он внуку в наследство,
Музыку слов – моей доченьке я.
* * *
Рассказывать ушедшему давно
Из жизни, – дай ему покоя, Боже, –
О том, что в мир его уже не вхоже
Моё всю ночь открытое окно?
Гонять чаи, унять душевный жар?
О чём по-вдовьи возраст я молила?
…Вот ставлю я на хвою самовар,
Что шишками сосновыми топила
Ещё при нём…
Смородиновый лист
На дне его и редкие чаинки.
…Ушедший мой, ты, в общем, не речист:
Верх не возьмёшь в словесном поединке,
Но, как живой, ты дышишь глубоко,
Твои глаза заглядывают в душу…
…Из облака проливший молоко,
Речной туман накрыл, смягчивши, сушу.
II. разлуки нет
* * *
Хранима жизнь одной Любовью,
Быть может, щедрой на слова?
Я уходила с головою
В неё, изверившись сперва
В стараньях разума бескрылых
В судьбу поглубже заглянуть.
…Сыра земля, во тьме могилы
Дай мне принять щепоть на грудь:
Щепоть земли из рук любимых, –
Сочись сквозь пальцы, как песок!..
О, Боже, ты – люби, храни их,
Как поле каждый колосок.
