Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - [80]

Она ни словом не обмолвилась, что, скорее всего, эта кошка – тюремная. Целая стая бродячих кошек обитала в переулке за тюрьмой, подстерегая момент, когда повар откроет заднюю дверь и выбросит объедки. Даже такая маленькая кошечка без труда могла добраться оттуда до домика пастора.

Кэрол Энн только сказала:

– Ким, не упускайте такую сладкую девочку!

И поскольку Кэрол Энн уже несколько десятков лет состояла в общине церкви, а предки ее мужа издавна жили в Кэмдене, это заявление явилось самым авторитетным одобрением, которое было нужно Ким. Когда Кэрол Энн заглянула в контору в очередной раз – казалось, у нее теперь стало больше предлогов для визитов, – полосатая малышка дремала, свернувшись калачиком на стуле, а Ким кое-как умещалась на самом краешке.

– Она хочет сидеть у меня на коленях, – смущенно объяснила Ким, – но ей не нравится, что мне приходится часто вставать. Вот она и разлеглась со всем комфортом.

Киска мяукнула, будто подтверждая ее слова, потом спрыгнула на пол и подставила Кэрол Энн свою спинку. Большую часть дня она спала, свернувшись за спиной Ким, но стоило кому-нибудь войти, как она мяукала и подходила к ним поздороваться.

– Ну что, малышка! – говорили они и нагибались, чтобы ее погладить. – Какая ты красавица!

И она действительно была необыкновенно хороша. Даже Кэрол Энн, которая всю жизнь держала кошек, должна была согласиться, что эта кошка отличалась редкостной красотой. Возможно, из-за округлой мордочки с большими глазами, в которой было что-то детское, младенческое. Или из-за ее мягкого и приветливого нрава. Она так нежно, так дружелюбно мяукала, так деликатно подходила к людям, что люди тянулись погладить ее, почесать за ушком или потрепать по животику. Она не боялась их, была очень дружелюбной – не полюбить ее было невозможно. Когда она шла к тебе, мягко ступая лапками, приподняв свою прелестную мордочку и нежно глядя на тебя своими большими зеленоватыми глазами, у тебя невольно вырывался вздох восхищения.

Однако у более ортодоксальных членов общины ее присутствие в церкви вызывало недовольство. Они ничего не говорили, во всяком случае Ким, но все, что происходило в общине, будь то жесткий взгляд или брошенное вскользь замечание, не ускользало от внимания Кэрол Энн.

– Они просто не любят животных, – объяснила она. – Я могу сразу сказать, кто из нашей общины никогда не держал в доме животных. А если в детстве у них не было ни кошки, ни собаки, то они их и не понимают. И считают неприличным держать животное в церкви.

Но все недоразумения быстро устранил пастор. Этот молодой человек впервые руководил церковной общиной, но при этом очень просто и дружелюбно держался с прихожанами, вызывая их ответное доверие и уважение. Его назначили на службу в эту методистскую церковь на несколько недель раньше, чем в общину вступила Ким, но если он и нервничал в связи с недавно возложенной на него ответственностью, то скрывал это за неизменным добродушием, приветливостью и склонностью к мягкому юмору. И хотя он вряд ли очень любил кошек и наверняка не желал огорчать некоторых членов своей паствы, но по своей натуре просто не мог вышвырнуть на улицу Божье создание, – даже если по его вине в ванной конторы постоянно валяются на полу клочья разодранной его когтями туалетной бумаги, а сиденья стульев сплошь покрыты его шерстью.

Его радостный смех при виде входящей красавицы кошки словно говорил: «А в чем здесь проблема?»

И даже самые строгие прихожане вынуждены были признать, что присутствие кошки доставляет детям огромное удовольствие. Контору отделяла от церкви широкая лужайка, где после службы взрослые прихожане дружески и непринужденно общались, а дети бегали и играли в свои игры. Каждое воскресенье маленькая полосатая кошечка усаживалась на краю лужайки и следила за детской беготней. Сама она не любила играть, не любила, когда за ней гонялись, но ей явно нравилось, когда дети подходили ее приласкать.

– Ну-ка, дети, отойдите на шаг назад, – говорила Кэрол Энн, взявшая на себя роль ее покровительницы. – Дайте ей побольше простора, а то она нервничает.

Дети пятились, толкаясь и отпихивая друг друга локтями, чтобы занять лучшее место, но одна малышка лет двух, еще нетвердо стоявшая на ножках, не в силах была сдерживать свое восхищение и с пронзительным визгом ковыляла к кошке. Это повторялось каждое воскресенье, и каждый раз Ким и Кэрол Энн не могли удержаться от смеха. Девчушка хотела приласкать кошку, но что-то в ней пугало животное, и, как только раздавался ее визг, она поворачивалась и опрометью летела в контору, где у нее было достаточно укромных местечек, чтобы спрятаться.

– А где Чэрч Кэт? – кричали дети, разыскивая ее. – Куда подевалась Чэрч Кэт?

Так однажды в воскресенье она превратилась из Той Кошки в Чэрч Кэт.

– А этот кусочек я отнесу Чэрч Кэт, – стали говорить дамы за обедом, отодвигая на край тарелки солидный ломоть мяса.

Однажды муж Ким ехал в машине по Брод-стрит и заметил лежащую на лужайке перед конторой пожилую женщину. Он быстро затормозил, выскочил из машины и бросился к ней. На полпути он узнал в ней свекровь Кэрол Энн, которой было уже за восемьдесят.