Девять врат. Таинства хасидов - [10]

, что значит «Немного бальзама».

Друзья Иржи в Тель-Авиве обозначили его могилу скромным каменным надгробьем. Однако сам он своей книгой «Девять врат» воздвиг себе величайший памятник! Эта книга — удивительное, оригинальное произведение, которым, вне всякого сомнения, будет гордиться чешская литература, но одновременно она являет собой и аутентичный документ истории евреев.

Однако судьба вдохнула в эту книгу еще и другой смысл, словно история уготовила ей еще и иную миссию: «Девять врат» стала бесконечно трагическим и печальным памятником, вознесшимся над огромным сумрачным кладбищем хасидов. По хасидским селениям, по деревням и местечкам, по целым районам, где они жили — Белз, Ропшицы, Лиженск, Коцк и прочая, — с того времени, когда брат бывал там, прокатились такие волны боевых сражений, как ни в одном другом уголке Европы. Так случилось в Первую мировую войну и даже после нее, когда повсюду уже воцарился мир. Беззащитные еврейские кварталы всегда и везде были хоть и бедной, но самой легкой добычей для любых армий и орд. Во Вторую мировую войну гекатомба началась вторжением гитлеровских войск в Польшу и беспощадным, ужасающим, по-нацистски методичным истреблением евреев. Как стало достоверно известно, на жителей этих оторванных от мира местечек и деревень приходится более чем девяносто процентов от всего уничтоженного в концентрационных лагерях европейского еврейства. Сейчас мы не располагаем никакими сведениями о судьбе хасидских селений. Все эти крохотные общины, каждая словно самостоятельное царство, в которых во славу Божию властвовали ребе-святые, все эти знаменитые синагоги и университеты в ветхих, приземистых лачугах, весь этот мир был обращен в руины или в пепелища. Все эти нищие, смиренные и счастливые людишки Божии, самые беззащитные из беззащитных, самые миролюбивые из миролюбивых, все они истреблены войной.

Быть может, где-то в Израиле или Нью-Йорке, среди евреев сыщется горстка старых набожных хасидов, которые еще сохранили обычаи, вынесенные со своей прежней родины. Но это лишь отзвук прошлого. Под голубым небом Израиля или в уличной суете Бруклина уже не может продолжаться та мистическая реальность, какой маленький хасидский народ наслаждался в своей галицийской обособленности от мира и от времени, в нищете, уравнивавшей всех, в свободе, подчинявшей всех лишь одной воле Божьей, и в том величавом вдохновении, которое нисходило на их религиозную общину через мудрость и чудеса святых раввинов.

Именно таким запечатлел напоследок мир хасидов мой брат Иржи, воздвигнув им вечный монумент и сохранив о них нетленную память в своей светлой, улыбчивой книге.

Франтишек Лангер

Девять врат Таинства хасидов

Автор читателям

Когда мою книжку вы семь раз прочтете,

то, пожалуй, по праву и скажете:

«Это плохая книга, но одна история

в ней мне понравилась».

Какая? — И каждый назовет иную.

Каждый по корням души своей

и по отблеску миров,

сквозь которые в ту ночь летела его Земля.

Приход Пражский юноша среди хасидов

Сценок из повседневной жизни на этих страницах совсем немного. Вам даже может показаться, что вы ненадолго перенеслись в далекую экзотическую страну, в которой растут другие цветы и светят другие звезды. Перенеслись в те стародавние времена, когда реальность была сном, а сон — реальностью.

Однако это не так. Все, о чем я пишу, происходило совсем близко, по соседству, и не очень давно — можно сказать, минуту назад. А разве каких-то семьдесят или полторы сотни лет в словесном творчестве, способном заглянуть в зеркало истории, исчисляющей свыше трех тысячелетий, не всего лишь одна минута?!

Трудна дорога в империю хасидов. Путешественник, продирающийся сквозь чащобы девственных лесов, неопытный и плохо вооруженный, не более отважен, чем тот, кто рискнул проникнуть в хасидский мир, отталкивающий, а то и пугающий своими причудами.

Лишь немногие дети Запада совершили этот путь. Их едва ли столько, сколько пальцев на руке, что пишет эти строки.

Девятнадцатилетний юноша, воспитанный, как и вся тогдашняя молодежь, в догорающих традициях предвоенного поколения, в один прекрасный летний день 1913 года покидает Прагу, влекомый тайной жаждой, которую даже теперь, по прошествии стольких лет, не может себе объяснить, и едет на восток, на чужбину.

Осознает ли он, чего лишается в этот день?

Осознает ли, что лишается европейской цивилизации с ее удобствами и достижениями, как и успехов в жизни, называемых карьерой? Предчувствует ли, что его душа уже никогда не сможет воспринимать стихи, которыми он наслаждался до сих пор? Что с той минуты, когда он впервые услышит ритмы хасидских песен, все волшебство иной музыки померкнет раз и навсегда и все прекрасное, до сих пор ласкавшее его глаз, уже наполовину скроется за мистической пеленой познания Добра и Зла?

Он едва ли понимает, что в ту минуту, когда он думает, будто достиг цели, только тогда для него начинается самая труднодоступная часть пути. Ибо врата в империю хасидов перед ним откроются не сразу. Они заперты на длинную цепь телесных и душевных страданий. Но тот, кто однажды заглянул в эту империю, уже никогда не забудет увиденных там сокровищ.