Девять с половиной идей - [8]

– Да, – прошептала девочка. Она не хотела ни в сырой подвал к паукам, ни того, чтобы добрая тетя Маша страдала. Она никому ничего не скажет. Никогда не скажет.

– Ну и молодец, – отпустил ее новоявленный папа. – Мы тебя удочерим. Может быть, мне на заводе все-таки выделят четырехкомнатную квартиру в новом доме. Учти, ты должна быть благодарна мне и Марии. Особенно мне, так как именно я разрешил, чтобы ты осталась у нас нахлебницей, а не отправилась в детский дом. Поняла?!

Оля поняла. Через пару месяцев, уже в начале лета, она официально стала членом семьи Суворовых, а тетя Маша и дядя Саша стали ее родителями. Тетю Машу Оля сразу стала называть мамой, а вот ее мужа она никак не называла, впрочем, как и он ее.

Дяде Саше Суворову правление завода, на котором он ударно трудился, ближе к Новому году выделило благоустроенную четырехкомнатную квартиру в новом шестнадцатиэтажном доме. Туда-то и переехала вся семья, в том числе и Оля Суворова.

В новой квартире оказалось куда больше места для всех. Дядя Саша при жене и старших детях относился к Оле достаточно хорошо, хотя по вечерам, когда возвращался с работы в плохом настроении, он говорил, что еще один ребенок – это и лишний рот, и проблемы, и позор. Однако тетя Маша реагировала на его слова как-то отстраненно, она привыкла к тому, что муж всегда находит причину для брюзжания.

Она же относилась к девочке хорошо, но, несмотря на то, что проводила дома практически все время, будучи еще в декретном отпуске по уходу за младшей дочерью, тетя Маша не замечала, как настроен ее муж по отношению к их новому ребенку. Она считала, что все страсти скоро улягутся, но не тут-то было.

Через полтора года после смерти мамы Оля пошла в школу. Было плохо, что в классе с ней не учился никто из детей тети Маши, несмотря на то, что ее ровесница, Женя, тоже в этом году отправлялась в первый класс. Но именно дядя Саша настоял, чтобы его дочь пошла в спецшколу с углубленным изучением английского языка, а Оля была зачислена в обыкновенную среднюю школу.

На первую линейку все дети пришли с родителями, некоторых сопровождали даже бабушки и дедушки, все были радостные и веселые. А накануне у дяди Саши состоялся крупный разговор с женой касательно того, к кому идти на линейку.

– Я не понимаю, – говорил он, – почему мы должны жертвовать собственной дочерью ради нее. – Он все еще избегал называть Олю по имени, хотя по документам был ее приемным отцом. – У Евгении ответственный день, нам надо сразу познакомиться с учителями, там завучем работает мой одноклассник. Так что быка за рога нужно брать сразу же. И я не хочу, чтобы мы разделились, чтобы я пошел с нашей дочерью, а ты – с ней.

Чем закончилась их перепалка, неизвестно, но Оля, привыкшая к тому, что ей все равно дают понять, что она здесь не своя, смирилась с мыслью, что отправится на линейку в школу одна.

Так и произошло, тетя Маша не смогла противостоять мужу. Хотя она потом и присоединилась к Оле, но только после того, как в спешке прибежала из спецшколы Жени. Она успела к самому концу торжества, когда школьники уже вовсю распевали песни про Страну Советов и свое счастливое будущее.

Она заметила, что Оля стоит на периферии, оттесненная празднично одетыми детьми, девочками с огромными бантами и мальчиками в белых наглаженных рубашках, которые держали в руках пышные букеты астр. А позади них стояли счастливые родители.

Оля же была одета в старую форму, которую носила еще старшая дочь тети Маши, цветы у нее были, но какие-то невзрачные, помятые и увядшие. Дядя Саша сказал, что разоряться аж на два букета не имеет смысла, поэтому купил один хороший для Жени, а второй, совсем чуть ли не даром, для Оли.

Тетя Маша подошла к девочке.

– Ну, все в порядке? – спросила она. Странно, но женщина, родившая и воспитавшая шестерых, не могла понять, что в порядке было далеко не все.

– Да, мама, – ответила Оля и первый раз за полтора года поняла, что маму ей заменить не сможет никто и что тетя Маша как была, так и останется хоть и хорошей, но чужой женщиной.

– Вот и прекрасно, – сказала тетя Маша. – А где ваша классная руководительница, покажи-ка мне ее.

Оля показала, но не сообщила тете Маше о том, что произошло, когда она одна подошла утром к площади около школы. Дома сказали, что ей надо найти первый «Б», класс, в котором она будет учиться. Оля уже умела читать, поэтому смогла различить цифры и буквы, нарисованные на асфальте, где указывалось точное место расположения каждого класса. Там, где было написано 1-й «Б», суетилась дородная женщина, одетая в длинное желтое платье, с модным перманентом и на высоченных каблуках. Оля подошла к ней и хотела сказать, что она будет учиться в этом классе, как вдруг, повернувшись, женщина заметила Олю и строго спросила ее:

– Девочка, ты что здесь делаешь? Не мешай, отойди к своему классу. И куда только твои родители смотрят!

Оля отошла и прислонилась к бетонной стене. Женщина по-прежнему суетилась, принимая цветы от родителей и прибывающих детей, улыбаясь и расставляя учеников по цепочке. Оля так и осталась стоять около своего класса, не присоединяясь ни к кому, а родители, толпившиеся около нее, не замечали маленькую девочку с букетом страшных увядших цветов, каждый стремился рассмотреть свое чадо, сфотографировать его или шепнуть о нем преподавательнице.