Девять опусов о зоне - [27]

Таскают в дежурку зэков, могущих что-либо знать о местонахождении

Верта. Его единственного друга Г.Г.Бармалеенко раздели донага и подвесили на наручниках. Это старый прием ментовской орды: человеку сковывают руки наручниками, а цепь закрепляют на гвозде у стены так, что пытаемый стоит на цыпочках, с вывернутыми руками. При каждом резком движении "браслеты" наручников автоматически сжимаются, запястья ломит тупой болью, кисти немеют, сердце бьется, как прединфарктное, а товарищи с красными погонами на гимнастерках ходят мимо обнаженного человека и бьют его лениво по животу.

Профессору сказать нечего. Он ничего не знает. Книжный ларек спас его от участия в Вертовском побеге, но и об этом Дормидон Исаакович не знает. Может, оно и хорошо, что не ведает профессор об уготовленной ему роли жертвы, отвлекающей погоню, пока Верт "заляжет на дно" где-нибудь рядом. И так уж множество разочарований потрясли тонкую душу почтенного ученого. Но профессорскому телу от незнания не легче. Он висит, мыча что-то сквозь пересохшие губы, вздрагивая конвульсивно от ударов по беззащитному животу.

А Верт в это время вылазит, отодрав доски, из песочницы в детском садике поселка Решеты. Ночь, чуть слышно пищат комары, всхлипывает в ночном небе какая-то ночная птица, вокруг Свобода, Воля. Он немного жалеет, что не взял с собой Гошу, но в момент совместного чтения прекрасных стихов Киплинга что-то шевельнулось в черствой душе

Мертвого Зверя и он решил бежать в одиночку. Жалость – как много отняла она у Верта в прошлой жизни. Любовь и жалость – вот самые опасные враги одинокого афериста, ибо плоды этих чувств горьки, как хина. Любовь кончается разочарованием, пройдя лихорадочные кризисы ревности и ненависти. Жалость приносит вред обоим: ослабляет того, кого пожалели, и возвращается к источнику жалости капризными причитаниями ее наглеющего предмета. Если не хочешь неприятностей – не делай окружающим добро. Этот закон Адвокат выучил наизусть, но иногда имел глупость его нарушать. Как сейчас, когда учуял в грубой оболочке бандита Бармалея наивную душу профессора Брикмана. Ему не стоило даже опекать чокнутого Бармалея на зоне. Верт был уверен, что сейчас менты вытаскивают из Гоши все жилы, делая это медленно и аккуратно.

Но Верт был не совсем прав. В данный момент Гошу как раз снимали с креста. Он впал в беспамятство и начал отчаянно цитировать сонеты

Шекспира, причем производил это цитирование на классическом английском. Капитан Батухтин посмотрел на несущего бредятину осужденного и приказал его снять.

– Это,- значит,- сказал бравый следопыт, тщательно контролируя пойманную мысль, – псих, однако, совсем с катушек сошел, крыша, значит, поехала – так это, однако, понимать надо. Ну его к бесу, снимите и пущай хряет в барак. Псих он, значит.

Профессора бросили на заплеванный пол и окатили водой из ведра.

Он очнулся, с трудом встал, локтями поднял свою одежду и, спотыкаясь, пошел к лавке одеваться. Руки ему не повиновались, голова гудела, живот казался сплошной огнестрельной раной, хотя снаружи выглядел вполне обычно.

– В баню пока не ходи, – напутствовали его на прощание, – болтать станешь – сгноим в БУРе!

Профессор брел к бараку, ни о чем не думая. Толпу с плаца, наконец, распустили, хозяин, скрепя сердце, доложил по ВЧ о побеге.

Он знал, что из-за этого ЧП присвоение ему очередного звания будет значительно задержано. Попадись ему Верт – он бы расчленил этого афериста голыми руками. Впрочем, попадись охранникам любой беглый – участь одна. Если не убьют сразу, то искалечат на всю жизнь. Дело обычное. Но Верт попадаться не собирался. Он в это время уютно устроился на ночлег в самом центре поселка, в пустующей квартире директора школы, который в данный момент находился в командировке в

Красноярске на курсах повышения квалифиации.

Директор школы для осужденных колонии строгого режима в Решетах

Алексей Алексеевич Дубняк в детстве обладал зачатками интеллекта. Он закончил третий класс всего с одной тройкой по непрофилирующему предмету – рисованию, в остальных графах его школьной ведомости красовались аккуратные двойки, завершающиеся красивой надписью:

"Оставить в 3-м классе на второй год." Интеллект же маленького Алеши проявлял себя в обстоятельствах более важных, чем скучная учеба.

Например, у него всегда имелись папиросы. Где и как он их доставал, являлось секретом для одноклассников, что не мешало им клянчить:

"Лешка, оставь курнуть."

Сейчас, спустя столько лет, когда имиджу Алексеевича не будет нанесен серьезный вред, мы вправе раскрыть секрет папиросо-владельца. Все гениальное просто: Леша воровал их у запасливого пьяницы дяди Коли, очередного мамашиного ухажера, Дядя

Коля всегда накупал по-пьянке несколько пачек, а утром не помнил об этой покупке и шел за похмелкой, приобретая новую порцию папирос

"Север". Так этот процесс и двигался, перманентно. Консолидация была тайная между временным отчимом и интеллектуальным Лешей, по кличке

Штырь.

Наивысшая вспышка интеллектуальных способностей Алексея произошла задолго до полового созревания, когда он принес в школу десять пачек советских презервативов, раздал их (бесплатно!) одноклассникам и посоветовал одновременно надуть на уроке. Наивные третьеклассники последовали дьявольскому наущению авторитетного второгодника, что вызвало среди школьной администрации широкий резонанс. Алексею